Пол под ногами гудит и качается,
Кружатся пары, в объятьях немы. 
Это не сон, он, увы, не кончается,
Вальс, ликованье во время чумы.

Солнце лучи посылает последние,
А под танцорами - липкая грязь. 
Переплелись здесь короны наследные, 
Лики святых и различная мразь.

Кто-то упал и уже не поднимется, 
Мнут его пары ногами да в такт. 
Снова оркестр аккордами взринется, 
Всем здесь пророча кладбищенский тракт.

Музыка режет, как нож уголовника, 
Тех оркестрантов попробуй-ка, тронь! 
Повару уж не хватает половника, 
Чтоб разливать смертоносную вонь.

Пары кружат, слыша дух разложения, 
Чтобы в тоске не рыдать по ночам. 
Смерти в партнёре учуяв брожение, 
Тут же его отдают палачам.

А палачам вся зараза - до лампочки, 
Праздник чума для них, а не беда. 
Трупы бросают в кислотные ванночки, 
Чтоб не осталось от них и следа. 

Мзду палачи уж примерно прикинули 
И оказались довольны весьма. 
Выгодно им, чтобы нас не покинули 
Голод, раздоры, война и чума.

Что им до слез и взываний о помощи 
В этом жестоком, кровавом бою? 
Мясо отделят по самые пО мощи, 
И наплевать им на муку твою.

Вальс закружил меня с бешеной силою, 
Я спотыкаюсь, все матом кляня. 
В пару возьму себе девушку милую, 
Что уже вечность глядит на меня.

Я подхожу к ней с галантной улыбкою, 
Но ни движенья, ни звука в ответ, 
Лишь над морскою поверхностью зыбкою
Залпом гремит королевский корвет.

"Ты не подумай, она не прикинулась, -
Слышу надтреснутый голос из тьмы, -
Час уж прошёл, как девчонка откинулась 
И убежала из вашей тюрьмы.

Знаешь, она гениально надула вас, 
Всех кавалеров, что в душу плюют. 
К сроку прозрела она и одумалась, 
И в её честь уж грохочет салют".

Замер на месте, почти омертвело, я,
На собеседницу страшно смотреть. 
В чёрном плаще, ослепительно белая, 
К танцу звала меня жуткая Смерть:

"Хватит паяцем для публики дрыгаться, 
Много ли чести в царях и ворах? 
Полно, поэт, уж по жизни-то мыкаться, 
Вылечу вмиг я страданья и страх!"

Тут я подумал: "А верно, Костлявая! 
Жизнь-то со мною была неправа:
Вечно скулила, как сука писклявая, 
Лезла в карман и качала права!

Так для чего мне дешёвая шлюха та,
Чтобы верней опуститься на дно? 
Да не рыдайте мне в самое ухо-то, 
Мне ведь и впрямь остаётся одно".

И понеслись ураганом по залу мы, 
Враз опустела площадка на треть. 
Стали грозою ужасному балу мы,
Неразделимы поэты и смерть.

Пол под ногами гудит и качается, 
Кружатся пары, в объятьях немы. 
Это не сон, он, увы, не кончается, 
Вальс, ликованье во время чумы.