Внутри моего черепа - дом,
В нем одна комната,
Занимает всю голову,
В ней сидят сотни и сотни работников,
Определяя искомое.
Вопрос не в том, что
Законно ли
Они все там закованы,
И сколько их
В разных отделах накоплено,
И каковы скорости
Обработки данных, высоко ли я
Оцениваю их труд за компиком,
Почему они все - мои копии,
Всем скопом
Отдают все соки тел сгорбленных
В выгоду моей неприспособленности
К этому миру.

Я пытался каким-то образом понять
Все союзы и раздоры, что проходили мимо меня.
Существует два варианта:
Или я живу не в реальном мире, а в его зеркальном отражении,
Или я выработал неправильное отношение к отношениям.

Меня били по левой щеке,
Я плакал и пытался убежать к маме.
Меня били по левой щеке,
Я пытался дать сдачи обидчику.
Меня били по левой щеке,
Я правую тоже не прочь был подставить.
Потом мне надоело
И я сам собой по лицу был смачно отпизженым.

Я знал, что мне бы не дали окунуться в вязкий мир тайн
И взаимосвязей. Я ясно знал, что учителя гонятся за медалями.
Это марка цемента, которая скрепляет кирпичи недурно,
Но здания из них вряд ли станут шедеврами мировой архитектуры.
Я поглощал извне все те вещи, которые окружали меня, я был рад
Пятеркам в третьем классе, пьесам в театре, общению с мастерами пера,
Но я не понимал, почему я один такой (если действительно один),
У кого радостные моменты превращаются в непрекращаемое уныние.
Люди врали вокруг, и я пытался делать то же самое, им подражая,
Сначала получалось все спонтанно, затем на автомате, как поджаренный,
Извергал из нутра ложь и пугал приобретенным навыком.
Так заложник обстоятельств становится преступником главным.
И что бы я ни делал, чтобы мой дом оставался чист и ухожен,
Кто-то ссал на его стены, он был еще одним домом для миллионов прохожих.
Лампочки перегорели, к парадным дверям никто не коснулся бы,
Дети не играют во дворе, спасибо всем, что я не подлежу реконструкции.