CD "Когда надежды перестанут тревожить"
Слова, музыка, вокал и гитара Олег Ващаев. Запись Дмитрий Коваленко, студия звукозаписи "Будимир" (г. Норильск), 2000 год.
Сборная пластинка неформальных норильских рок-бардов, записанная по просьбе Администрации города. На компакт-диске — четыре песни Олега Ващаева: "Когда надежды перестанут тревожить"; "Замаяла жизнь"; "По снежной дороге"; "Китежанка" (Магдалина). 

***
Когда надежды перестанут тревожить, а молитвы растворятся в крови,
призрачность денег будет всем очевидна, и деньги не унизят любви;
дома не хватит съеденных ядов, и поиск ядов не продолжится на стороне –
как бы не было страшно, перестанем просыпаться в огне.
Когда под знаменем нового Средневековья Россию приютит Светлояр,
Гармония доброго слова превзойдёт азиатский товар,
Религиозные трассы пересекутся на счастливой волне –
как бы не было страшно, перестанем просыпаться на дне.
Когда тем, во что всё равно пришлось бы поверить, романтики наполнят эфир,
Слёзы радости воскресят камни, на которых держится мир,
Свет Завета развеет тени смертей и сомнений 
под звездой на кремлёвской стене –
как бы ни было страшно, перестанем просыпаться во сне.
***
Замаяла жизнь ветрами и травами,
Чёрно-белыми колыбельными над холмами тоски.
Бродят волки покоя между заставами,
Отпускают грехи.
В караульной стране комендантского часа
От облав суетливый, мятущийся дух.
Волкам не хватает свежего мяса.
Ищут по запаху, на глаз и на слух.
Кровь уже вопиет. Ересь льётся медово.
Ядовитым настоем горечь утрат.
Новым горем кругом возвращается слово
Принимающих светский позорный парад.
На семи ветрах над семью холмами
Догорает фронтовая листва.
Я увидел небо твоими глазами.
Смерть всегда терпелива, когда права.
Шкуру лютого обещали под ноги.
Шкурников больше, чем штурмовиков.
Устилают офшоры гробовые залоги,
нескончаемый грев полевых игроков.
Караваны, кордоны, колонны, расправы,
Неподсудные проводники.
Волки обходят заставы, точат клыки.
Чёрно-белой колыбельной печалью
баюкает время и казнит тишина.
Ты устала так жить, я понимаю.
Но за нами кончается эта страна.
Китежанка (Магдалина)

Мне стало казаться, что взятки – гладки
И то, что было – не в счёт.
Но это, как стоя на задней площадке
Взлетаешь, когда тряхнёт.

А наши дороги – плацкартная участь,
Искать, не смыкая глаз,
Путь к сердцу Земли Королевы Мод,
Душу Горы Кайлас.

Железные двери, железные окна
Штампованной Розы ветров.
Раскинувший карты вперёдсмотрящий
Судья из рода воров.

Я видел, она поднимает крылья,
Слышал её и ждал
Затмения или знамения или
Пути с корабля на бал.

Упал на колени, выбившись из колеи.
Забился в угол, выбившись из колеи.
Болею запоздавшим чудом,
Робею перед собственной тенью.
Она приходит, чтобы меня спасти.

Что я помню о её Звезде,
Про игры теней на пустом кресте?
Что я помню о том, чем живы
Её счастливые пассажиры?

Дорога на Китеж легла в рассвет.
Для тех, кто знает, билетов нет.
А тех, кто верит, в любви, с клинком,
Не сразу встретит входящий в дом.

Однажды мы попадаём в струю.
Теперь и я, как звезда в строю.
Попытка распасться на сто частей,
Чтобы совсем потерять свою.

Огонь в сердцах зажигает март.
Не хватает сил и ударных карт.
И всё-таки это уже не важно:
Одним белый танец, другим низкий старт.

Луна перепутает наши пути,
Если оставит на новый срок.
Если ты – это ты – вернись и верни
Кровь, которую снова уносит песок.

Что мы помним о твоей Звезде?
Какие люди, такой Харон.
Магдалина.
Смотри, она тоже идёт по воде.
Китеж, Иерусалим, Вавилон.
Вавилон.

***
По снежной дороге, почти не дыша,
минуя рвы и овраги, спешила душа.
Из Мельбурна в Кёльн, из Кёльна в Брюссель,
похожа на цель или мишень.
Ядом ягод и трав невидимка-игла,
наше иго и бремя, утоляла тела.
Сочиняла узлы, огибала углы,
растворялась в крови и сжигала дотла.
Какая разница "с кем", какая разница "где",
если вместе в постели и вместе в беде.
Живую ткань кроила словно золотое руно
и словно красным вином на веретено...
На снежной дороге свои оставлять имена.
Укололась и забылась, и не нужно спешить.
Невозможно представить как хочется жить.
Стелили мягче, чем пух, сулили шёлк и парчу,
а потом сложили руки и задули свечу.
Раскаявший свет на растаявший след
уводит оттуда, где выбора нет,
возвращает во сне и наяву
из Петербурга в Москву...
Он шёл ей навстречу на Чёрной тропе,
А небо сильнее тянуло к себе.
Над ним смеялись, как над жертвой для потех и битья.
Он повторял: значит, это тоже воля Твоя.
И на снежной дороге свои оставлял имена.
Высоко и легко, далеко-далеко,
и Никольский, и Кёльнский собор.
Крылья и купола, гром и колокола,
Сталь и Роза, героин и кагор.
Они встретились там, где всегда хорошо
и никто не молчит за спиной.
И опять Крёстный ход и Солнце взошло,
и похоже, он снова живой.