Вы всё никак не вырветесь из замечательного юношества,
Из гнилой плюшевости, на которую пора плюнуть.
Из плешивости чувств настила
Выплеснутого поперёк чуткости.

Словите кайф стервенея и деревенея,
Так вернее вы станете уравновешенным уравнением,
Нежели будете бешено
Плакаться, внешне лишь аптеками в неизбежность...

Этот мега-мир и дожди и "Доджи",
Моющие средства... в отжим. Состав следствия
Уперся в стену рабской безвредности
И безобидно-бледным свет стал...

Вы все отнюдь не ширма, за которой вы.
Плюйте в дантиста, рабочий день подходит к концу.
И пламенный поцелуй картоновый,
Увы, никогда не станет французским.

Вы, мой настоящий друг, не мой друг, но друг мне...
Естествоиспытатель не дрогнет.
Вы не под кокосовыми пальмами,
А под коксом в своей старой спальне.

Это вертел нетерпения... скептики в пене.
И пальцы детей тычут в стены.
Протыкая изоляционный купол
Закупоренных намертво кукол.

В этой химической реакции все неизменно, сонно,
В посудомоечной машине мы комом.
Комната как упаковка вещества какого-то,
Где посуда рассыпается по полу

Крошками... прямо в эфирное пространство
Брошены... воздух среди воздуха.
Ничтожными дозами
Неопознанного снотворного.

Это сплошная вода, но пропущенная сотней
Фильтров, способных лишь нападать.
И тонко-выверенный, в проводах, профиль
Уже не ищет горлом сладких оправданий.

И ждёт когда же мы оглохнем
В отлаженном механизме, где даже ног нет
У спринтера, который молча мокнет в лужах
Под дождём от собственной ненужности...

Но необходимости медленно меркнуть,
Пока слезы летят... вверх.
И крылья птиц серы,
Произрастая ветвистыми нервами
Корни моря плачут в своём безверии.