Я спускался легко по речному потоку 
Наспех брошенный теми, кто шел бичевой. 
К разноцветным столбам пригвоздив их жестоко, 
Краснокожие тешились целью живой.

И теперь я свободен от всех экипажей 
В трюме только зерно или хлопка тюки... 
Суматоха затихла. И в прихоть пейзажей 
Увлекли меня волны безлюдной реки.

В клокотанье приливов и в зимние стужи 
Я бежал, оглушенный, как разум детей, 
И полуострова, отрываясь от суши 
Не познали триумфа столь диких страстей.

Ураганы встречали мои пробужденья, 
Словно пробка плясал я на гребнях валов, 
Где колышатся трупы в инерции тленья 
И по десять ночей не видать маяков.

Словно яблоко в детстве, нежна и отрадна, 
Сквозь еловые доски сочилась вода. 
Смыла рвоту и синие винные пятна, 
Сбила якорь и руль неизвестно куда.

С той поры я блуждал в необъятной Поэме, 
Дымно-белой, пронизанной роем светил, 
Где утопленник, преданный вечной проблеме, 
Поплавком озаренным задумчиво плыл.

Где в тонах голубой, лихорадочной боли, 
В золотистых оттенках рассветной крови, 
Шире всех ваших лир и пьяней алкоголя, 
Закипает багровая горечь любви.

Я видал небеса в ослепительно-длинных 
Содроганьях...и буйных бурунов разбег, 
И рассветы, восторженней стай голубиных, 
И такое, о чем лишь мечтал человек!

Солнце низкое в пятнах зловещих узоров, 
В небывалых сгущеньях сиреневой мглы 
И подобно движениям древних актеров, 
Ритуально и мерно катились валы...

Я загрезил о ночи, зеленой и снежной, 
Возникающей в темных глазницах морей, 
О потоках, вздувающих вены мятежно 
В колоритных рожденьях глубин на заре.

Я видал много раз, как в тупой истерии 
Рифы гложет прибой и ревет, точно хлев, 
Я не верил, что светлые ноги Марии 
Укротят Океана чудовищный зев.

О Флориды, края разноцветных загадок, 
Где глазами людей леопарды глядят, 
Где повисли в воде отражения радуг, 
Словно привязи темно-опаловых стад.

Я видал как в болотах глухих и зловонных 
В тростнике разлагался Левиафан, 
Сокрушительный смерч в горизонтах спокойных 
Море... и водопадов далекий туман.

Ледяные поля. В перламутровой яви 
Волны. Гиблые бухты слепых кораблей, 
Где до кости обглоданные муравьями, 
Змеи падают с черных пахучих ветвей.

Я хотел, чтобы дети увидели тоже 
Этих рыб -- золотисто-певучих дорад. 
Убаюканный пеной моих бездорожий 
Я вздымался, загадочным ветром крылат.

Иногда, вечный мученик градусной сети, 
Океан мне протягивал хищный коралл. 
Или, в желтых присосках бутоны соцветий 
Восхищенный, как женщина, я замирал...

А на палубе ссорились злобные птицы, 
Их глаза были светлые до белизны, 
И бездомные трупы пытались спуститься 
В мой разломанный трюм -- разделить мои сны.

Волосами лагун перепутан и стянут 
Я заброшен штормами в бескрайний простор, 
Мой скелет опьянелый едва ли достанут 
Бригантина Ганзы и стальной монитор.

Фиолетовым дымом взнесенный над ветром, 
Я пробил, точно стенку, багровую высь, 
Где -- изящным подарком хорошим поэтам -- 
Виснут сопли лазури  и звездная слизь.

В электрических отблесках, в грозном разгуле 
Океан подо мной бушевал, словно бес, 
Как удары дубин грохотали июли 
Из пылающих ям черно-синих небес...

Содрогался не раз я, когда было слышно, 
Как хрипят бегемоты и стонет Мальстрем, 
Я, прядильщик миров голубых и недвижных, 
Но Европа... ее не заменишь ничем.

Были звездные архипелаги и были 
Острова... их просторы бредовы, как сон. 
В их бездонных ночах затаилась не ты ли 
Мощь  грядущая -- птиц золотых миллион?

Я действительно плакал! Проклятые зори. 
Горько всякое солнце, любая луна.... 
И любовь растеклась в летаргическом горе, 
О коснулся бы киль хоть какого бы дна!

Если море Европы... я жажду залива 
Черные лужи, где пристани путь недалек, 
Где нахмуренный мальчик следит молчаливо 
За своим кораблем, нежным, как мотылек.