Светлане Харрис
«Нет
   лет...» —
вот что кузнечики стрекочут нам в ответ
на наши страхи постаренья
и пьют росу до исступленья,
вися на стеблях на весу
с алмазинками на носу,
и каждый —
      крохотный зелененький поэт.

«Нет
    лет...» —
вот что звенит,
как будто пригоршня монет,
в кармане космоса дырявом горсть планет,
вот что гремят, не унывая,
все недобитые трамваи,
вот что ребячий прутик пишет на песке,
вот что, как синяя пружиночка,
чуть-чуть настукивает жилочка
у засыпающей любимой на виске.

Нет
 лет.
Мы все,
    впадая сдуру в стадность,
себе придумываем старость,
но что за жизнь,
       когда она — самозапрет?
Копни любого старика
и в нем найдешь озорника,
а женщины немолодые —
все это девочки седые.
Их седина чиста, как яблоневый цвет.

Нет
  лет.
Есть только чудные и страшные мгновенья.
Не надо нас делить на поколенья.
Всепоколенийность —
          вот гениев секрет.
Уронен Пушкиным дуэльный пистолет,
а дым из дула смерть не выдула
и Пушкина не выдала,
не разрешив ни умереть,
              ни постареть.

Нет
  лет.
А как нам быть,
         негениальным,
но все-таки многострадальным,
чтобы из шкафа,
           неодет,
с угрюмым грохотом обвальным,
грозя оскалом тривиальным,
не выпал собственный скелет?
Любить.
    Быть вечным во мгновении.
Все те, кто любят,—
            это гении.

Нет
  лет
для всех Ромео и Джульетт.
В любви полмига —
        полстолетия.
Полюбите —
    не постареете —
вот всех зелененьких кузнечиков совет.
Есть
    весть,
и не плохая, а благая,
что существует жизнь другая,
но я смеюсь,
    предполагая,
что сотня жизней не в другой, а в этой есть
и можно сотни раз отцвесть
и вновь расцвесть.

Нет
  лет.
Не сплю,
    хотя давно погас в квартире свет
и лишь поскрипывает дряхлый табурет:
«Нет
    лет...
         нет
          лет...»
18 июля 1992, станция Зима
Евгений Евтушенко. 
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.