На заливе лёд, весною тает,
Васильки, на поле расцветут.
Только нас с тобою, под конвоем,
На далёкий Север повезут.

Снова эти крытые вагоны,
И колес неровный перебой.
 Снова опустевшие перроны,
И собак конвойный, злобный вой.
Снова эти крытые вагоны,
И колес неровный перебой.
 Снова опустевшие перроны,
И собак конвойный, злобный вой.

Передай ворам и хулиганам,
Если кто ни будь, один из них.
Может быть, совсем ещё мальчишкой,
Весточку нам, сможет принести.

В лагерях мечтают, о свободе,
Но о них, нельзя не говорить.
Карабины часовых, на взводе,
Могут нам, свободу заменить.
В лагерях мечтают, о свободе,
Но о них, нельзя не говорить.
Карабины часовых, на взводе,
Могут нам, свободу заменить.

Помнишь, эти частые тревоги,
Свет прожекторов, дозор ночной?
Помнишь эти, пыльные дороги,
По которым, нас водил конвой?

По которым, день и ночь шагали,
Часовых тревожные шаги.
Помнишь ты, как нас с тобой встречали,
В лагерях тревожные огни.
По которым, день и ночь шагали,
Часовых тревожные шаги.
Помнишь ты, как нас с тобой встречали,
В лагерях тревожные огни.

Или ты забыл на сердце рану?
Эту боль нельзя нам заглушить.
Помнишь ты, окон стальные рамы?
Разве можно, это всё забыть?

Скоро вы увидите, как летом,
Васильки, на поле расцветут.
Разве вы, не знаете об этом?
Что цветы, свободных только ждут.
Скоро вы увидите, как летом,
Васильки, на поле расцветут.
Разве вы, не знаете об этом?
Что цветы, свободных только ждут.

Вижу степь далекую, глухую,
На чужом скалистом берегу.
О тебе, родная, я тоскую,
Твой любимый образ берегу.

Дни и ночи, пролетят упрямо,
Все забудут, наши имена.
И никто не скажет, только мама,
Скажет, что у сына седина.
Дни и ночи, пролетят упрямо,
Все забудут, наши имена.
И никто не скажет, только мама,
Скажет, что у сына седина.

На заливе лёд, весною тает,
Васильки, на поле расцветут...
Только нас с тобою, под конвоем,
На далёкий Север повезут.
Только нас с тобою, под конвоем,
На далёкий Север повезут.
Только нас с тобою, под конвоем,
На далёкий Север повезут.