В поцелуе рук ли,
                 губ ли,
в дрожи тела
            близких мне
красный
       цвет
           моих республик
тоже
    должен
          пламенеть.

Ты одна мне
           ростом вровень,
стань же рядом
              с бровью брови,
дай
   про этот
           важный вечер
рассказать
          по-человечьи.
Пять часов,
          и с этих пор
стих
    людей
         дремучий бор,
вымер
     город заселенный,
слышу лишь
          свисточный спор
поездов до Барселоны.
В чёрном небе
             молний поступь,
гром
    ругней
          в небесной драме,-
не гроза,
         а это
              просто
ревность двигает горами.
Глупых слов
           не верь сырью,
не пугайся
          этой тряски,-
я взнуздаю,
           я смирю
чувства
       отпрысков дворянских.

Ревность,
         жены,
              слезы...
                      ну их!-
вспухнут вехи,
              впору Вию.
Я не сам,
         а я
            ревную
за Советскую Россию.
Видел
     на плечах заплаты,
их
  чахотка
         лижет вздохом.
Что же,
       мы не виноваты -
ста мильонам
            было плохо.
Мы
   теперь
         к таким нежны -
спортом
       выпрямишь не многих,-
вы и нам
        в Москве нужны,
не хватает
          длинноногих.
Не тебе,
        в снега
               и в тиф
шедшей
       этими ногами,
здесь
     на ласки
            выдать их
в ужины
       с нефтяниками.
Ты не думай,
            щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
         иди на перекресток
моих больших
            и ловких рук.

Не хочешь?
          Оставайся и зимуй,
и это
     оскорбление
               на общий счёт нанижем.
Я все равно
           тебя возьму -
одну
    или вдвоём с Парижем.