Плывет в тоске необъяснимой
     среди кирпичного надсада
     ночной кораблик негасимый
     из Александровского сада,
     ночной фонарик нелюдимый,
     на розу желтую похожий,
     над головой своих любимых,
     у ног прохожих.

     Плывет в тоске необъяснимой
     пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
     В ночной столице фотоснимок
     печально сделал иностранец,
     и выезжает на Ордынку
     такси с больными седоками,
     и мертвецы стоят в обнимку
     с особняками.

     Плывет в тоске необъяснимой
     певец печальный по столице,
     стоит у лавки керосинной
     печальный дворник круглолицый,
     спешит по улице невзрачной
     любовник старый и красивый.
     Полночный поезд новобрачный
     плывет в тоске необъяснимой.

     Плывет во мгле замоскворецкой,
     пловец в несчастие случайный,
     блуждает выговор еврейский
     на желтой лестнице печальной,
     и от любви до невеселья
     под Новый Год, под воскресенье,
     плывет красотка записная,
     своей тоски не объясняя.

     Плывет в глазах холодный вечер,
     дрожат снежинки на вагоне,
     морозный ветер, бледный ветер
     обтянет красные ладони,
     и льется мед огней вечерних,
     и пахнет сладкою халвою;
     ночной пирог несет сочельник
     над головою.

     Твой Новый Год по темно-синей
     волне средь моря городского
     плывет в тоске необъяснимой,
     как будто жизнь начнется снова,
     как будто будет свет и слава,
     удачный день и вдоволь хлеба,
     как будто жизнь качнется вправо,
     качнувшись влево.

1961