Меня уж нет, ушел я сорок дней назад...
Среди крестов лишь виден мой, с надгробья, взгляд.
Гниющий труп и фото в рамке – вот весь я,
И лишь по ней вы помнить будете меня!

*текст не найден*

Я видел, как черви лоснятся в грязи,
Скрутившись единой горой
Меня поразил их свинячий азарт,
С которым все чмокали гной.
Дрожащая масса к вершине ползла,
И каждый лез вверх, кто как мог,
Но всех привлекала одна лишь мечта- 
Урвать пожирнее кусок.

А каждый, себя уважающий червь,
Кто пыжась со звуком, кто просто кряхтя,
Пытаясь добраться к заветной вершине,
Тащил за собою родное дитя.
Хоть чаду от бога ничто не дано,
Вдруг папу замесят в сплошной кутерьме,
Оно непременно заменит его –
«Не дай ему, боже, копаться в дерьме».
И маску с улыбкой от уха до уха,
Одев на озлобленный жизнью кочан,
При встрече суют комплименты друг другу,
Запутавши ноги в крутой реверанс.
И хрюкавши в сладком своем забытье,
Навозная куча жила...
Любила, страдала и просто была,
По жизни тащившись, как все!

Мы тоже в навозе, но в яме пока,
И в яме хватает дерьма.
Но с кучи презренно глядят свысока,
Мол: «Тоже отходы и нам не чета».
И пухлые рыльца повыше задрав,
Все хором плюются в нас жирной слюной,
Качаясь на гребне замученной славы,
Влюбляясь в себя, восхищаясь собой!
Кладбищенским пеплом любовных затей
Покроется эта свиная гора,
И толстые кости пузатых червей
Смешает с навозом людская рука,
А смерти, идущая в след, борона,
Что тащим всегда за собой,
Сравняет слащавость и пресность идей
С могильной, пропитанной гнилью, землей...