А было – растирали распятье по ладоням 
И ведали обличье Слова, 
А после пили вёдра в молитвенном поклоне, 
Провидя долговечность зова. 

А было – вышивали крест-накрест по изнанке 
И небу подносили крохи, 
А после помирали от святости по пьянке, 
И дохли на подковах блохи. 

А было – затыкали портками амбразуру 
И мерились прорехой века, 
А после заливали в утробу политуру, 
За здравие скребли с сусека. 

А было – начинали большие начинанья 
И маялись, не зная срока. 
А после поджигали пожитки ожиданий, 
Не видя на себя намёка. 

Иду на кладбище пешком, 
 Ботва хрустит под сапогом. 
 Размазанный на времена, 
 Бросаю в прорубь имена… 

Старость глядит с экрана, 
  Небо течёт из крана, 
  Дети играют в пьяных, 
  Дети играют в пьяных… 

А где-то за оградой – всё там, куда, не надо, 
О светлом чуде ухал филин… 
Сносились на леченье текущему Пилату, 
Что жертвенником обессилен. 

А после продавали расплату за сомненья, 
Мычали Вавилону славу, 
И под Луной шуршали потливые сношенья, 
И пахли перегноем травы. 

Гудели над цехами фабричные набаты – 
Шалавам отливали формы. 
И новый мир жевал привычные форматы 
Общественного комбикорма. 

И я готов был петь о том, как ранним утром 
Теплеет в сердце неба пламя… 
Но вместо снега выпала сахарная пудра, 
И снова в горле встало знамя… 

Иду на кладбище пешком, 
 Ботва хрустит под сапогом. 
 Размазанный на времена, 
 Бросаю в прорубь имена… 

Старость глядит с экрана, 
  Небо течёт из крана, 
  Дети играют в пьяных, 
  Дети играют в пьяных… 

13.01.05