По сырости неба шагает хромой самолёт.  
За пазухой стильной подшитой дюралевой куртки  
Напихано всюду сокровищ. Он гордо идёт,  
Под нос напевая хромые свои прибаутки.  
О чём-то рубины бубнят, мондражат янтари,  
Особые камни уткнулись в свои буквари,  
А из некурящего класса агаты глядят  
Как, брошенный в лужу, отстал оловянный солдат.  

Упруга мошна. Пассажиры звенят о своём.  
Идёт самолёт, ускоряясь. И что ему гром!?  
По сырости неба здоровой ногою скользит,  
Клюкою толкаясь, и словно уже не болит(нога).  

Зачем ему верность упрямых рожковых ключей  
И самоотверженность масел, и зрячесть полей,   
Когда по карманам такие большие друзья?  
И вот он судьбою играет. Но ею нельзя!  
Опять поспешил и о многом забыл,  
Забил побывать у врачей и молитву забыл.  
Слетают бинты, обнажая судьбу до кости.  
Неровный момент... Поскользнулся! Прости...  
Сломалась нога. И теперь, изменившись в лице,  
Он неуправляемо падает, падает вниз.  
В агонии бьются карманы, и в самом конце  
В уставшее небо взрывается облако брызг.  

Под сыростью неба бредёт оловянный солдат.  
Он видел как плавит и рубит в лохмотья война.  
Глаза его вновь вопрошают: - "Скажи-ка мне, брат,  
За этот ли мир я боролся? Опять включена,  
Расжарена пламенем синим надменная печь,  
Изделий бесценных награду готова принять.  
Ни рубль бумажный, ни эта посмертная речь  
Не смогут настолько тупую потерю унять!"   
Рубин, аметист, изумруд, что сияньем особ,  
И золото, и серебро, а в них жемчуга  
По разным причинам, но влезли в дюралевый гроб.  
По сырости неба шагнула хромая нога.