Когда моя песенка будет спета и
Язык устанет от слов,
Из пыльных шкафов полезут скелеты,
Обрушат мой замок в ров.
Когда из трех двое будут "за", и
Откроет ворота Ад.
Выйдет из ванны моя коза и,
Рога навострив, скажет: "Подвинься, брат!"

Она свирепа в бою, как Сигурд,
Съевший корзину грибов.
Она умеет показывать фигу и
Знает, как выглядит Бог.
Она триста дней пасется в лугах,
Которых на картах нет.
И только имеющий на ногах
Копыта, отыщет в траве её зыбкий след.

Стан её тонок, походка легка,
Голос мощностью в тысячу ватт.
Жаль, моя коза не даёт молока
Потому, что ей впадлу давать!
Она ведает смысл тысячи слов
Кроме смысла слова "нельзя".
Ей писал из тюрьмы Иоанн Богослов,
Но о чём - не расскажет коза.
Не расскажет о далеких злачных полях,
Где реки медом текут.
Не расскажет о тех бесстыжих козлах,
Что любили её, пока я бедствовал тут.

Но когда надо мной разверзнется суд,
И от вони моей вины
Ни елей, ни ладан, ни мирр не спасут,
Коза вернется с войны.
И тогда хоры ангелов грянут: "Ave!"
А коза, тормознув у врат,
Взглянет в упор на сидящего справа и,
Рога навострив, скажет: "Смилуйся, брат!"