Когда наступит чёрный день, придут усталые врачи,
Умоют руки и ни с чем отчалят прочь,
Я буду счастлив в пустоте, и ты, мой друг, прошу, молчи,
Ты лишь молчанием сумеешь мне помочь.
Я представляю этот миг, когда — Господь меня возьми — 
Врата открыты, сонмы ангелов трубят.
Но мне плевать на всю их рать, на их пустые «до-ре-ми»,
Они юродствуют, и я спускаюсь в ад.

         Ступенька вниз — и тучи лиц о чём-то молят под ногой:
         Мне каждый третий из раздавленных знаком.
         Они - скупцы и подлецы, да, впрочем, я и сам такой,
         И я уверенно топчу их каблуком.
         Но завершается мой путь, теперь спокойно не вздохнуть,
         Поскольку лёгкие ошпаришь кипятком,
         Как будто в воздухе иприт. Я говорю себе: «Забудь,
         Иди вперёд, ты сам хотел, таков закон».

Давно не чищены котлы, смердит у чёрта на рогах,
Смердит под мышками его и между ног,
Заплесневелый скаля клык, он ждёт меня в семи кругах,
Плетя колючий металлический венок.
Но нет Вергилия, поди, кто проведёт меня туда,
Где перестанет под ногами чавкать грязь,
Где кровь и пепел осадив, верховный местный тамада
Кромсает судьбы по наитию на раз.

         А наверху труба поёт, мол, поднимайся, идиот, 
         Здесь лучше климат, и нектар по вечерам,
         Здесь красота и чистота, здесь ярок свет, прозрачен лёд,
         Здесь славен мир, и пышен торт,  и белен храм.
         Играет музыка везде, плотва в сияющей воде,
         И ветви ломятся от персиков и слив,
         На кнопку жми, а после жди, когда, сверкая в темноте,
         Придёт небесный контрабандный турболифт.

Я улыбаюсь небесам, мол, это правда, спору нет,
Да только скучно там, как в карцере тюрьмы,
Банальны ваши чудеса, волшебный хор, гобой, кларнет,
Вся ваша джонка от бушприта до кормы.
Там только каменные лбы, и от хронической мольбы
Они разбиты до свернувшейся крови,
Белым-бело, и тяжело сносить такой убогий быт,
Пусть даже лавром и лавандой он увит.

         В аду, конечно, климат плох, зато в котле соседнем — Блок,
         А через два котла кипит Наполеон.
         Слепец Гомер в кромешной тьме, витиеватый де Лакло,
         И много прочих замечательных персон.
         Тут Гумилёв стреляет львов и Пётр Первый пьёт вино,
         Горячий ветер дует в платье Мерелин,
         Играет Армстронг чёрный джаз, Люмьер творят своё кино,
         И вдаль колумбовы уходят корабли.

И я готов плевать на жар, когда тусовка хороша,
Тогда не чувствуешь ни боли, ни вины.
Здорово, чёрт, вот высший сорт, моя отличная душа,
Бери сейчас, пока даю за полцены.
Я представляю этот миг, когда — Дагон меня возьми — 
Врата открыты, лысый бес стучит в набат.
Но мне плевать на всю их рать, на их пустые «до-ре-ми»,
Они юродствуют, а я спускаюсь в ад.