путешествия в рассветы до свертывания капилляров неба и бездонной темноты,
я воскресаю из пустоты, только когда запястье обжигают пальцы чьей-то руки,
а они чужие все, 
чужие.
не поворачивайся спиной ни к людям, ни к зеркалам, снова найдешь проржавевшие ложью ножи,
не расплачивайся взглядом в глаза, они у тебя давно уже не живые, хоть и дрожью по коже.
в моей обители только наполовину пустые стаканы и терновое ложе.
ты можешь кричать, никто не поможет, даже стены, умеющие лишь падать на черепную коробку ночами.
до тебя здесь молчали, молчи и ты, искренность здесь не положена.
и ты оплываешь воском, увядаешь цветком, превращаешься в глупую головоломку,
и там где тонко, давно все оборвано ломкой по людям или по нелюдям.
сделать аборт, разрушить дом, срубить дерево - вот гимн моего поколения, и об этом принято говорить с гордостью;
пачки с лезвиями принимать как дар, разноцветные напитки - по венам нектар,
и вся вселенная помещается в полости рта, в занозу на пальце, в родинку на губе.
убей меня или гневно швыряйся проклятиями на автомате.
в каждой натужной улыбке - собственное распятие.
раз пять подряд увидеть знакомый образ в этой касте неприкасаемых и выжить пытается что-то западнее груди,
и вырваться из клетки в хлопчато-продольную полосу,
ведь ничего нет впереди, нет права голоса.
над моей крышей умирают созвездия.
за стойкой выдачи стопки соляной кислоты и щепотка возмездия по вкусу,
из уст в уста воздушно-капельным путем СПИД и безумство.
как говорил Заратустра, человек всего лишь канат над бездной,
а сегодня ты просто вирус или местный наркоз на опухоли вселенной.
до края подернутых ночью зрачков плещет морская пена;
мои вены не более чем приют для настойки со вкусом утилизированного железа.

не пытайся спасти меня, 
не пытайся спасти меня,
не пытайся спасти меня, -
бесполезно.