В глазах ее смех и тоска - безобидное зло. 
 Глаза ее сидр и лайм - непорочное алко. 
 закатное солнце на рваные ветви легло, 
 ей будет смешно, беззаботно и чуточку жалко. 
 А новые дни принесут откровения муз 
 и лягут аккордами на сантиметры тетради, 
 а новое солнце сыграет на корточках блюз, 
 запутаясь бликами в рваных коротких прядях, 
 и граммы текилы разгонят по каплям тепло, 
 на вкус одиночества падкая, плачет стихами. 
 Ее откровения - суть безобидное зло, 
 смешная болезнь, - вроде, лечится новыми днями. 
 Ее оправданья - убийственная доброта, 
 нырни - и накроет ярким, слепящим светом, 
 не тот, недостаточен, недопрекрасна, не та - 
 актеры, не соответствующие сюжету. 
 Одна. И полупридуманная суета венчает ее с неподатливо-жарким летом. 
 И мне не хватает ксероскного листа, чтоб горько, по бабьи совсем, рассказать об этом. 
 Она феерична и этим почти пуста. От этого выть бы. Но нету истерики. 
 Нету