Как разглядеть за днями  след нечёткий?
Хочу приблизить к сердцу  этот след…
На батарее были сплошь – девчонки.
А старшей было восемнадцать лет.
Лихая чёлка над прищуром хитрым, 
бравурное презрение к войне…
В то утро 
танки вышли 
прямо к Химкам.
Те самые.С крестами на броне.
И старшая, действительно старея, 
как от кошмара заслонясь рукой, 
скомандовала тонко:
- Батарея-а-а!
(Ой мамочка!..
Ой родная!..)
Огонь! – 
И – 
залп!
И тут они заголосили, девчоночки.
Запричитали всласть.
Как будто бы вся бабья боль 
России в девчонках этих вдруг отозвалась.
Кружилось небо – снежное, рябое.
Был ветер обжигающе горяч.
Былинный плач висел над полем боя, 
он был слышней разрывов, этот плач!
Ему – протяжному – земля внимала, 
остановясь на смертном рубеже.
- Ой, мамочка!..
- Ой, страшно мне!..
- Ой, мама!.. – 
И снова:
- Батарея-а-а! – 
И уже 
пред ними, 
посреди земного шара, 
левее безымянного бугра 
горели неправдоподобно жарко 
четыре чёрных  танковых костра.
Раскатывалось эхо над полями, 
бой медленною кровью истекал…
Зенитчицы кричали 
и стреляли, 
размазывая слёзы по щекам.И падали.
И поднимались снова.
Впервые защищая наяву и честь свою 
(в буквальном смысле слова!).
И Родину.И маму.И Москву.
Весенние пружинящие ветки.
Торжественность венчального стола.
Неслышанное:
«Ты моя – навеки!..»
Несказанное:
«Я тебя ждала…»
И губы мужа.И его ладони.
Смешное бормотаниево сне.
И то, чтоб закричать в родильном доме:
«Ой, мамочка!
Ой, мама, страшно мне!!»
И ласточку.И дождик над Арбатом.
И ощущенье полной тишины…
…Пришло к ним это после. В сорок пятом.
Конечно, к тем, кто сам пришёл с войны.