Владимир Маяковский

Если Гавану окинуть мигом —
рай-страна, страна что надо.
Под пальмой на ножке стоят фламинго.
Цветет коларио по всей Ведадо.

В Гаване все разграничено четко.
у белых доллары, у чёрных — нет.
Поэтому Вилли стоит со щёткой
у "Энри Клей энд Бок, лимитед".

Много за жизнь повымел Вилли —
одних пылинок целый лес, —
поэтому волос у Вилли вылез,
поэтому живот у Вилли влез.

Мал его радостей тусклый спектр:
шесть часов поспать на боку,
да разве что вор, портовой инспектор,
кинет негру цент на бегу.

От этой грязи скроешься разве?
Разве что стали б ходить на голове.
И то намели бы больше грязи:
волосьев тыщи, а ног — две.

Рядом шла нарядная Прадо.
То звякнет, то вспыхнет трехвёрстый джаз.
Дурню покажется, что и взаправду
бывший рай в Гаване как раз.

В мозгу у Вилли мало извилин,
мало всходов, мало посева.
Одно- единственное вызубрил Вилли
твёрже, чем камень памятника Масео:
"Белый
ест
ананас спелый,
чёрный —
гнилью мочёный.
Белую работу
делает белый,
чёрную работу —
чёрный".
Мало вопросов Вилли сверлили.
Но один был
закорюка из закорюк.
И когда
вопрос этот
влезал в Вилли,
щётка
падала
из Виллиных рук.
И надо же случиться,
чтоб как раз тогда
к королю сигарному
Энри Клей
пришёл,
белей, чем облаков стада,
величественнейший из сахарных королей.
Негр
подходит
к туше дебелой:
"Ай бэг ёр пардон, мистер Брэгг!
Почему и сахар,
белый-белый,
должен делать 
черный негр?
Чёрная сигара
не идет в усах вам —
она для негра
с чёрными усами.
А если вы
любите
кофий с сахаром,
то сахар
извольте
делать сами.
Такой вопрос
не проходит даром.
Король
из белого
становится жёлт.
Вывернулся
король
сообразно с ударом,
выбросил обе перчатки
и ушёл.
Цвели
кругом
чудеса ботаники.
Бананы 
сплетали 
сплошной кров.
Вытер 
негр
о белые подштанники 
руку,
с носа утершую кровь.
Негр
посопел подбитым носом,
поднял щётку,
держась за скулу.
Откуда знать ему,
что с таким вопросом
надо обращаться
в Коминтерн,
в Москву?

1925