Словно батя, ковыль стал седой, 
И состарилась степь, как и мать. 
А казак, навсегда молодой, 
В той степи оставался лежать. 

На крутом на донском берегу 
Седока ищет конь вороной, 
Не скакать уж на нем казаку
На врага в злой и яростный бой. 

По весне на Доне 
Сердце вдруг застонет 
Да слезу уронит старый атаман. 
Ходят, ходят кони 
По весне на Доне, 
Да ко мне не ходят на горюч-курган. 
Да ко мне не ходят на горюч-курган. 

Спит за Доном родимый курень, 
Да казачке не спится одной, 
У плетня, не накинув чекмень, 
Смотрит вдаль атаман куренной. 

Будто ждет из походов сынов, 
Что когда-то в бою полегли, 
Только степь не отдаст казаков, 
Что своей не отдали земли. 

По весне на Доне 
Сердце вдруг застонет 
Да слезу уронит старый атаман. 
Ходят, ходят кони 
По весне на Доне, 
Да ко мне не ходят на горюч-курган. 
Да ко мне не ходят на горюч-курган. 

Птицы строем над степью летят, 
В засиневший врезаясь, рассвет..
И отцы по станицам не спят, 
Будто ждут от пернатых ответ. 

Шашки в ножнах до срока висят, 
А над Доном висит тишина. 
Лишь рубцы на душе заболят, 
Только тронет ковыль седина.

По весне на Доне 
Сердце вдруг застонет 
Да слезу уронит старый атаман. 
Ходят, ходят кони 
По весне на Доне, 
Да ко мне не ходят на горюч-курган. 

По весне на Доне 
Сердце вдруг застонет 
Да слезу уронит старый атаман. 
Ходят, ходят кони 
По весне на Доне, 
Да ко мне не ходят на горюч-курган. 
Да ко мне не ходят на горюч-курган. 
Да ко мне не ходят на горюч-курган.