Разлитая вода на подоконнике, сгоревшее белье в агонии
не помнишь ничего
всего девять кривых в половнике
наполненном картонными коробками
перезвони - все ровно
еще четыре дня и мы что-то из серии покойников
прочти его письмо - он обронил себя на коврике
смешались краски, холст помятый
забав не прятав, встав, ушел не выспавшись смеялся
где границы ада?
завязаны узлами как боями речевыми
в море слёзы вместо крови
слабость заменила силу воли
солнце не вставляло, а круги серебрянного сплава
жалили глаза
в показе - каждому свое начало
знаки имитации промыв синтетикой в её окне
наполнялись снова розовыми очками от ferre
озноб на коже искал, что покороче
но поршень тот же как мотив его забрался в мнений больше
твоя мертвая прямая, как петля под потолком
он - кривая линия
пожар, заполнивший наш дом
мы - тупая аксиома, силует бессилия зрителей
критика исчерпана, режиссер - просто любитель
Gillia
У меня есть два надуманных трупа из стекла
и обеденная рекламная пауза
ставшая главной в этом дне, этой луже
она плавно превращалась в странную разделочную доску
я изучил её досконально
получив доступ к острым краям
ища сходство с траурным венком
между тобой и искомым иксом
в однокомнатной иконе, узаконенный лужами на подоконнике
мозг столь отутюженный, 
не понимав, что нужно нам
и завтраком остуженным отужинав
в чужих руках мы стали приторным оружием
снаружи вывернутым мнением, немое уплетая
мы выяснили, что это смерть приобретаема
с критерием вреда мелькая и охватывая
у меня на воскресение запаяны заплатки.