Мой голос тих. Я отыскал слова
 В пустых зрачках полночного покоя.
 Божественно пуста моя глава,
 И вне меня безмолвие пустое.

 Cкажи, я прав, ведь эта пустота
 И есть начало верного служенья,
 И будет свет, и будет наполненье,
 И вспыхнет Роза на груди Креста?

 ...Но нет ответа. Тянется покой,
 И кажется - следит за мной Другой,
 Внимательно и строго ожиданье,

 И я уже на грани естества,
 И с губ моих срываются слова,
 Равновеликие холодному молчанью...

                * * *                                            

 Равновеликие холодному молчанью
 Струились реки посреди равнин.
 Я плыл по рекам, но не дал названья
 Ни берегу, ни камню средь стремнин.

 Я проходил, я рекам был свидетель,
 Я знал совет - не выносить суда,
 И я не осквернил вопросом рта
 И ничего сужденьем не отметил.

 Лишь дельты вид мне отомкнул уста,
 Я закричал, и гулко пустота,
 Слова мои разбив об острова,

 Откликнулась бездонным тяжким эхом...
 Я слышал крик и понимал со смехом -
 Слова мертвы. Моя душа мертва.

                * * *                                          

 Слова мертвы. Моя душа мертва.
 Я сон, я брег арктического моря.
 И тело, смертно жаждущее рва,
 Скрутило в узел судорогой горя.

 Но там, на дне, у ключевых глубин,
 Я ощущаю слабое биенье,
 Сквозь сон мне тускло грезится рожденье
 Иных, пока неведомых вершин.

 Я жду сквозь боль, так исступленно жду,
 Когда рассвет предел положит льду,
 Когда мой дух вернется из скитанья...

 До тканей сердца мглою поражен -
 Я полон исполнением времен,
 Я не ищу пред Небом оправданья.

                * * *                                            

 Я не ищу пред Небом оправданья,
 Я начинаю призрачный разбег,
 В священной эпилепсии камланья
 Нетопырем кружусь над гладью рек.

 Я проницаю горы и лощины,
 Я различаю сущности стихий,
 Схлестнувшиеся в танце теургий
 И каждый миг являющие Сына...

 Се, время правды. Суть обнажена,
 И льется в полночь полная Луна,
 И плоть моя не властна надо мной,

 И пламя звезд, сквозь призму вечных вод
 Пронзает ночь и дарит мне полет
 Над опьяненной ливнями Землей...

                * * *                                            

 Над опьяненной ливнями землей
 Царят седые призраки тумана,
 И вечер тих настолько, что порой
 Я слышу плач далекой флейты Пана.

 Бреду рекой, по горло в тростниках,
 Сам плачу от покоя и бессилья,
 А лунный свет лежит епитрахилью
 В крестах поденок на моих плечах.

 И ветви ив касаются волны,
 И каждое мгновенье тишины
 Стремительно, как тень бегущей лани.

 И, преломлен речною глубиной,
 По темным водам шествует за мной
 Агат Луны - томительно туманен...

                * * *                                            

 Агат Луны, томительно-туманен
 Скользит по перьям черного орла,
 Что распростер, от грани и до грани
 Над миром исполинские крыла.

 И отражает аспидная влага
 Ночных озер, плывущих подомной,
 Свет облаков, пронизанных Луной,
 И Млечный Путь в кристаллах Зодиака.

 За мглою гор, за лезвием хребта
 Легла реки хрустальная черта,
 Чуть видимы огни в далеком стане.

 И луч звезды, подобный нити льда,
 Влачит меня неведомо куда
 На тонком и мерцающем аркане...

                * * *                                            

 На тонком и мерцающем аркане
 Мой дух печально следует за мной.
 Мне не коснуться прободенной длани
 Цветком стигмата вспыхнувшей рукой.

 Мне не подняться в огненном потоке
 К пределам света, к сердцу бытия,
 Мой путь бесплоден, словно лития
 В устах давно забывшего о Боге.

 Я тот, кто умирает на пороге,
 Мне не принять в сияющем чертоге
 Одежды, что струятся белизной.

 Вдали порог, стремящийся к вершине,
 Меня по сердца выжженной пустыне
 Полночный ветер водит за собой