Учились мы с Мариночкой, когда при слове "рок"

                           Со страху залезали под кровати.

                             Ей школа образцовая открыла сто дорог

                    И выгнала ее за вырез в платье.

                        Кричал директор что-то о бедламе

                         И, тыча зло в Мариночкину грудь,

                  Публично оскорблял ее "битлами",

                              А под конец вдогонку крикнул: "Блудь!"

 

Тогда словцо "эротика" считалось матерком,
А первый бард считался отщепенцем.
Катилась жизнь веселая на лозунгах верхом
И бряцала по бубнам да бубенцам.

Храня тебя, Марина, от разврата
И миллион таких еще Марин,
Упорно не хотел кинотеатр
Показывать раздетую Марлин.

 

Ты нам тогда, Мариночка, мерещилась во сне
Совсем как из нерусского журнала,
Где не регламентированы юбки по длине -
Как ты была права, что бунтовала!

Коль целый хор лысеющих мужчин
Кричал: "Длинней подол и круче ворот!.." -
И миллион таких еще Марин
Ему назло с ума сводили город.

 

Бежали мы, Мариночка, на выставки картин
В аллеи, где художник чист и беден,
Где не сумеет высокопоставленный кретин
Угробить скрипку глупым ором меди.

Там на маэстро клифт с потертой фалдой,
Но сколько ты ему ни заплати,
Не нарисует женщину с кувалдой
На стыках паровозного пути.

 

Ты выросла. Все вынесла. А мой гитарный бой
Сыграл поминки дикостям запретов.
Мариночка, как нужен был твой с вырезом покрой
Для первых бунтовщических куплетов!

Прости меня теперь великодушно -
Я ни один тебе не подарил,
Хотя б за то, что самой непослушной
Была среди бунтующих Марин.