Я мир свой сложил, отрицая в себе половые вопросы, 
Кто видел, как я обрезал/обрезала у зеркала косы? 
Но дело не в них, да и Бог с ними, с косами и волосами.
Насилуют тело, а мозг мы калечим, как водится, сами,
И сами клянемся, что слабостям разным теперь не подвластны.
И носим за пазухой в лифчике лезвие бритвы опасной,
Ложимся в постели холодные, греясь носками и водкой,
И спим, и встаем, чуя ненависть – так одиноко и четко, 
И мир осязаем в прицеле нелепо, привычно и странно,
И очень гордимся, как быстро душевные рваные раны
Зажили – почти – и припали в истории сказочной пылью.

И ты меня встретил – такого – с уже покалеченной былью.
Я ночью шел спать, не проснуться надеясь, мечтая – когда же?
Мне каждое утро дышать становилось всё гаже и гаже…
Я злился, не видя причины – зачем становиться добрее? –
И снова натягивал берцы, виски свои наголо брея.

А ты это принял – и злобу, и черные знаки на коже,
Тогда для тебя я останусь. Останусь таким же. Такой же,
Но стану – теплей. Научусь согревать от мороза ладони, 
Погибну с тобой, с хулиганами в драку вступив на районе, 
А хочешь – куплю себе туфли, и платье, и сумочку даже?

Лишь только за то, что ты понял, хороший, и обнял однажды.
Не пнул, не смеялся, и даже 

не поиздевался как-либо.
Я плакал бы, если умел бы, а так…

Да ты знаешь.

Спасибо. 

© Kladbische, 3.11.06