Новый Жюль Верн

           Л. и Н. Лифшиц

        I

     Безупречная линия горизонта, без какого-либо изъяна.
     Корвет разрезает волны профилем Франца Листа.
     Поскрипывают канаты. Голая обезьяна
     с криком выскакивает из кабины натуралиста.

     Рядом плывут дельфины. Как однажды заметил кто-то,
     только бутылки в баре хорошо переносят качку.
     Ветер относит в сторону окончание анекдота,
     и капитан бросается с кулаками на мачту.

     Порой из кают-компании раздаются аккорды последней вещицы Брамса.
     Штурман играет циркулем, задумавшись над прямою
     линией курса. И в подзорной трубе пространство
     впереди быстро смешивается с оставшимся за кормою.

        II

     Пассажир отличается от матроса
     шорохом шелкового белья,
     условиями питания и жилья,
     повтореньем какого-нибудь бессмысленного вопроса.

     Матрос отличается от лейтенанта
     отсутствием эполет,
     количеством лент,
     нервами, перекрученными на манер каната.

     Лейтенант отличается от капитана
     нашивками, выраженьем глаз,
     фотокарточкой Бланш или Франсуаз,
     чтением "Критики чистого разума", Мопассана и "Капитала".

     Капитан отличается от Адмиралтейства
     одинокими мыслями о себе,
     отвращением к синеве,
     воспоминаньем о длинном уик-энде, проведенном в именьи тестя.

     И только корабль не отличается от корабля.
     Переваливаясь на волнах, корабль
     выглядит одновременно как дерево и журавль,
     из-под ног у которых ушла земля.

        III

        Разговор в кают-компании

     "Конечно, эрцгерцог монстр! но как следует разобраться
     -- нельзя не признать за ним некоторых заслуг..."
     "Рабы обсуждают господ. Господа обсуждают рабство.
     Какой-то порочный круг!" "Нет, спасательный круг!"

     "Восхитительный херес!" "Я всю ночь не могла уснуть.
     Это жуткое солнце: я сожгла себе плечи".
     "...а если открылась течь? я читал, что бывают течи.
     Представьте себе, что открылась течь, и мы стали тонуть!

     Вам случалось тонуть, лейтенант?" "Никогда. Но акула меня кусала".
     "Да?  любопытно...  Но,  представьте,  что  --  течь...  И  представьте
себе..."
     "Что ж, может, это заставит подняться на палубу даму в 12-б".
     "Кто она?" "Это дочь генерал-губернатора, плывущая в Кюрасао".

        IV

        Разговоры на палубе

     "Я, профессор, тоже в молодости мечтал
     открыть какой-нибудь остров, зверушку или бациллу".
     "И что же вам помешало?" "Наука мне не под силу.
     И потом -- тити-мити". "Простите?" "Э-э... презренный металл".

     "Человек, он есть кто?! Он -- вообще -- комар!"
     "А скажите, месье, в России у вас, что' -- тоже есть резина?"
     "Вольдемар, перестаньте! Вы кусаетесь, Вольдемар!
     Не забывайте, что я..." "Простите меня, кузина".

     "Слышишь, кореш?" "Чего?" "Чего это там вдали?"
     "Где?" "Да справа по борту". "Не вижу". "Вон там". "Ах, это...
     Вроде бы кит. Завернуть не найдется?" "Не-а, одна газета...
     Но оно увеличивается! Смотри!... Оно увели..."

        V

     Море гораздо разнообразнее суши.
     Интереснее, чем что-либо.
     Изнутри, как и снаружи. Рыба
     интереснее груши.

     На земле существуют четыре стены и крыша.
     Мы боимся волка или медведя.
     Медведя, однако, меньше и зовем его "Миша".
     А если хватит воображенья -- "Федя".

     Ничего подобного не происходит в море.
     Кита в его первозданн