Громкими речами пробиваются дороги на капища,
Юными мечтами – на базары, в острог, на иглу.
Песни обрываются весною как редкие ландыши,
Горят в ладонях, метят домой,
Где отцвели до рождения,
Словно колючие степные растения,
В миг перетёрлись в передрягах верёвками,
Расстались лучшими друзьями, просили помнить.

Тёмными дворами хоронились от глаз нежелательных,
Лезли на Потёмкинскую лестницу, как на Эверест,
Сонными очами рвали ветошь районов залатанных.
В картонных стенах мощь баррикад.
Закат, размокшая кожица.
Рыдать бы в крик, да от чего – то не можется.
Обжито заново депо опустевшее.
Давай прорубим здесь окошко, чтоб видеть волю!

На Мясоедовской давно всё спокойно.
Газеты, слухи, шабаш. Да на кой нам?
Стояли на станции трезвые, злые,
Ругались по-русски. Прощай! 
Теперь едва ли с тобою расскажемся.
Понятно, кто мы, и какими мы кажемся.
Стучаться в двери – бесполезные подвиги.
Расстались лучшими друзьями, просили помнить.

На Мясоедовской давно всё спокойно.