У сверстников драки, распри, подражание взрослым, группы по интересам и дворовые банды. У Пита воздушные змеи, предрассветные росы, поиски Неверленда, воспалённые гланды. У сверстников джаз и вина, у Пита опять всё странно: внутри натянуты стропы, галдят перебором струны. У сверстников перемены, а Пит говорит: "Мне рано", Пит живёт во вселенной, считает ночами луны. У сверстников семьи, вклады, у Пита снова неладно: дикие злые ритмы множатся и растут в нём. У Пита сороконожки строк на листе тетрадном топчутся многостопно, шепчут о недоступном.
Питер сидит на крыше, птицам рогалик крошит. Питер стартует в небо с жестяного карниза. Питеру снится мама, говорит "Мой хороший, хватит уже игрушек, час нашей встречи близок". Пит нездоров, у Пита свита в белых халатах -- уровень текста в теле выше нормы в три раза. Что ж, типовая плата за поллета полёта: кровь атакуют буквы, текст даёт метастазы.
По вечерам в больницу к Питу приходит Ванда. Ванда совсем не Венди, Ванда скорее Стелла: высока, светлоглаза, фору любому из вас даст, горы бы своротила, если бы захотела. Ванда не вертит горы, Ванда глядит устало, как, словно старый свитер, строчками тает тело. Гладит тощую руку, не говорит о раке: "Я удержу тебя, Пит, у меня же бульдожья хватка. Главное, не подходить к парому, не заходить в реку. Главное, успеть записать в тетрадку, слить тебя на дискетку".
Питер смеется, дескать, смешная шутка.