Когда тени в углах заплясали смелей,
Стали слышаться крики неизвестных зверей
И штора качалась взад-вперед,
Я понял, что мой телефон мне врет.

Я позвонил ей и сказал: люблю и жду.
За стеной шуршит весна, я больше не могу.
А из трубки голос тихий: тогда прощай,
Сотри из книжки номер мой и не вспоминай.

Я, обломавшись, позвонил другу домой.
А у друга голос тот же, но совсем чужой.
Он извинился, что забыл, как меня зовут,
Очень рад поговорить, но сейчас его ждут.

Я испугался и набрал номер Господа Бога.
Но хозяина, как понял я, не было дома.
Горний голос, видно ангел, мне объяснял,
Что Бог был очень занят, а теперь устал.

И я разбил о стенку подлый аппарат.
Теперь в трубочку загадочно весь день молчат.
В трубку дышет она, и тоже молчит.
И друг, конечно, слышит, только тоже молчит.

Как занятно, что они никогда не придут.
Как занятно, что и я навсегда тут.
Вот узнать бы, как выглядят лица людей,
Но в комнате квадратной не окон ни дверей.

Написана в Иваново. Таким вот обэриутским псевдодетским языком, наверно, описал изнутри состояние греха отчаяния.