Как-то в мельницу невысокую, 
Ту, где нечисти по крыла, 
Емельяна, пьянчугу горького, 
Тропка пьяная завела. 
Он и в трезвости был отчаянный, 
А попьяни совсем беда. 
Стал стучать и орать хозяину: 
«Добру молодцу выпить дай!»
 Вышел мельник с руками грязными: 
«Заходи, брат, тебе сюда!» 
Ухмыльнулся глазами разными, 
А с кафтана на пол вода. 

А Емеле не до веселия – 
У него набекрень душа, 
У Емели беда – похмелие, 
Ему бы четверть ковша. 

Подносил мельник чару ладную. 
"Пей, - смеясь, говорил, - до дна!"
 Пил Емеля глотками жадными, 
Да не убыло в ней вина. 
Спрятал мельник ту чару бережно 
И сказал, уходя в зарю: 
«Мех зерна за неделю смелешь мне, 
Я ее тебе подарю». 
Ой, сколько прыти взялось у пьяницы! 
Хмель ушел, потерялся стыд. 
Носит, мелет, пыхтит, старается, 
А в ушах его смех стоит.

А Емеле не до веселия – 
У него не помелен мех. 
Мели, Емеля, твоя неделя! 
Мели, Емеля, на всех! 

Всю неделю Емеля маялся, 
Ведь казалось, всего делов. 
Да зерно в меху не кончается - 
Как и в первый день, до краев. 
А впрочем, к вечеру, в воскресение 
Чару мельник в ладонь вложил: 
«То тебе, Емельян, за рвение. 
Так и быть, держи, заслужил. 
Да без обману тут! Будь уверенный! 
Я обманывать не люблю. 
А грехом, тобою намеленным, 
Я теперь весь мир накормлю». 

А Емеле не до веселия – 
Как осиновый лист, дрожит. 
Сам Емеля в сознанье еле, 
Едва от ужаса жив. 

Но прошло наважденье темное, 
Старой мельницы след простыл. 
Поднял он свою чару полную, 
Да о камни ее разбил, 
И, крича сумасшедшим голосом, 
Кулаком не жалея лба, 
На висках выдирая волосы, 
На колени Емеля пал. 
Рвал рубаху свою убогую 
И молился куда-то вверх, 
Умываясь слезами горькими, 
А в ушах его таял смех. 

А Емеле не до веселия – 
У него не отмолен грех. 
Моли, Емеля! Колени в землю! 
Моли, Емеля, за всех! 

Это небыль или быль, 
Я по дурости забыл. 
Сказка ложь, да в ней намек, 
Добру молодцу… налей!