Высоко, высоко сиди, 
Далеко гляди, 
Лги себе о том, что ждет тебя впереди, 
Слушай, как у города гравий под шинами 
Стариковским кашлем ворочается в груди. 
Ангелы-посыльные огибают твой дом по 
Крутой дуге, 
Отплевываясь, грубя, 
Ветер курит твою сигарету быстрей тебя – 
Жадно глодает, как пес, ладони твои 
Раскрытые обыскав, 
Стряхивает пепел тебе в рукав, - 

Здесь всегда так: весна не к месту, зима 
Уже не по росту, 
Город выжал ее на себя, всю белую, 
Словно пасту, 
А теперь обдирает с себя, всю черную, как 
Коросту, 
Добивает пленки, согребает битое после 
Пьянки, 
Отчищает машины, как жестяные зубы или 
Жетоны солдатов янки, 
Остается сухим лишь там, где они уехали со 
Стоянки; 
Россиянки 
В курточках передергивают плечами на 
Холодке, 
И дымы ложатся на стылый воздух и 
Растворяются вдалеке, 
Как цвет чая со дна расходится в кипятке. 

Не дрожи, моя девочка, не торопись, 
Докуривай, не дрожи, 
Посиди, свесив ноги в пропасть, ловец во 
Ржи, 
Для того и придуманы верхние этажи; 

Чтоб взойти, как на лайнер – стаяла бы, 
Пропала бы, 
Белые перила вдоль палубы, 
Голуби, 
Алиби – 
Больше никого не люби, моя девочка, не 
Люби, 
Шейни шауи твалеби, 
Let it be. 

Город убирает столы, бреет бурые скулы, 
Обнажает черные фистулы, 
Систолы, диастолы 
Бьются в ребра оград, как волны, 
Шаркают вдоль туч хриплые разбуженные 
Апостолы, 
Пятки босые выпростали, 
Звезды ли 
Или кто-то на нас действительно смотрит 
Издали, 
«Вот же бездари, - удивляется, - 
Остопездолы».

Что-то догнивает, а что-то выжжено – зима 
Была тяжела, 
А ты все же выжила, хоть не знаешь, зачем 
Жила, 
Почему-то всех победила и все смогла – 
Город, так ненавидимый прокуратором, 
Накрывает весна и мгла, 
И тебя аккуратно ткнули в него, он 
Пластинка, а ты игла, 
Старая пластинка, 
А ты игла, - 
Засыпает Москва, стали синими дали, 
Ставь бокал, щелчком вышибай окурок, 
Задувай четыре свои свечи, 
Всех судили полгода, 
И всех оправдали, 
Дорогие мои москвичи, - 
И вот тут ко рту приставляют трубы 
Давно почившие 
Трубачи.