Слышишь, Осень, давай по двести, чтобы помириться.
Мафон на полной, что б умолкли позади нас лица.
Как бы не слиться, в промокшей и тусклой печали.
Как бы побриться и забыть о том, о чем мечтали.

Ты бесконечна в эпилоге, я же знаю точно.
Хоть и посмела словно капли нас давно пролить.
И бесконечно яркий, хоть и кривой, твой почерк.
Ты не забыла, а вот я забыл за все простить.

Ангел мой, пустой, что с потолка тут палит.
Ты накажи его за безолаберность и визг.
Память стой, пойми, мы неспроста пропали.
И тех, кого обидел, я почти не вижу лиц.

Отпишись, как там, когда тебя меняют.
По малолетке мы запомним каждый в тему смех.
Подпись ниц, проснись, мы не в одной палате.
Хоть и таблетки одинаковы, но пыль и  мне не съесть.

Что завернули эти годы, под нулями шагов.
На них умножу кеды, что стоптали мы за зря.
И если сила в правде, то мои братья правы.
Когда топили столько мостов, ломая тонны преград.

Одной молитвой перечеркнута линия жизни.
Двумя закатами засесть левее, не остыть.
Тремя словами раскидались, а четвертое лишне.
Дней пять еще терпеть тот голос, что тобой простыл.

Это не седьмое небо, где курят нечто иное.
Тупо седьмой этаж, где наплевать на завтра со вчера.
И если не щипит глаза уже потухшее солнце.
И по диагнозу внутри что-то  не хочет умирать.

Свечи гаси, и зажигалку с балкона в полет.
Тот лед не растопить, теперь в огне плывет.
Я не оглох, но больше нот ночами не слышу.
Ты бескрыла, но как фантазия съебнула птицей?

Пускай остыли, теперь ведь легче их зажечь.
Слова, что болью на фото, и все же.
Мы промолчали бы забытые рисунки.
Но это моя участь, лишь на полях тревожить.
И амнистии не будет, они покидали пули,
Вылетая вместо дыма, зажигая чьи-то души.
По инструкции падать, но испариться обратно,
Зачем тебе то небо, ты забудешь на завтра.

И амнистии не будет, они покидали пули,
Вылетая вместо дыма, зажигая чьи-то души.
Черно-белым видеть и стоны, крики.
Лишь на полях, а мы ключом по окну, нарисовали весну.