Живи и придумывай. Я пытался. Я, должно быть, пытался.
"Придумывать". Нелепое слово. "Живи "- тоже нелепое.
Неважно.
Я пытался. И когда дикий зверь серьезности готовился во мне к прыжку,
Оглушительно рыча, разрывая меня на кусочки, жадно пожирая,
Я пытался.

Но оставшись один, совсем один, надежно спрятавшись,
Я изображал дурака, в полном одиночестве, час за часом,
Неподвижный, часто стоя, не в силах пошевелиться, издавая стоны.
Да, издавая стоны.

Играть я не умел.
Я вертелся до головокружения, хлопал в ладоши,
Изображал победителя, изображал побежденного, наслаждался, горевал.
Затем вдруг набрасывался на игрушки, если таковые имелись,
Или на незнакомого ребенка, и он уже не радовался, а ревел от ужаса - или убегал, прятался.
Взрослые гнались за мной, справедливые, хватали, наказывали, волокли обратно
В круг, в игру, в веселье.

Ибо я уже попал в тиски серьезности. Такова была моя болезнь.
Я родился серьезным, как другие рождаются сифилитиками.
И серьезно старался изо всех сил не быть серьезным - жить, придумывать - я понимаю, что хочу сказать.
Но при каждой новой попытке я терял голову и бежал к своим теням, как в убежище,
Где невозможно жить и где вид живущих невыносим.

Я говорю "живущих", но не знаю, что это значит.
Я пытался жить, не понимая, что это такое.
Возможно, я все-таки жил, не зная этого.

Интересно, почему я говорю обо всем этом?
Ах да, чтобы развеять тоску.
Жить и давать жить.
Бессмысленно обвинять слова, они не лучше того, что они обозначают.

После неудачи, утешения, передышки, я снова начинал -
Пытаться жить, заставлять жить, становиться другим, в самом себе, в другом.
Сколько лжи во всем этом. Но объяснять некогда.

Я снова начинал.
Но цель понемногу менялась - уже не добиться успеха, а потерпеть неудачу.
Небольшая разница.

Когда я из последних сил выбирался из своей норы, а затем рассекал стеклянный воздух на пути к недостижимому благу,
Я искал не что иное, как восторг головокружения, приятие, падение, бездну, повторение мрака.

Я стремился к ничему...