Вот он – кайф! 
Всё, что идёт врозь с тобой, отпускай! 
Сотня ворон вновь рвёт плоть по кускам. 
Расколотый гроб, окроплённый кровью рукав. 
Иконы и скорбь под золой. 
Так устал... 

Но голос зовёт за собой незнакомой дотоле тропой, 
Хоть искомое мною давно подле топей болотных 
И в толщах песка. 
Что Я искал? 
Собственной доли? Глоток кислорода? Работы, доходов? 
И что во итоге-то? Попросту понял: одно в этом 
Только – тоска! 
Сносный опыт, но от натиска роя острых копий вскоре вовсе
Потонет родной батискаф, а никто и не вспомнит после. 
Но, боги, постойте, пускай 
Окологосподние своры не молвят и слова: 
Изгою дорога близка, где стоны сломанной воли, моры и молнии, 
Всё остальное – лузга.  

Где Я!?

Вне пространства, где нет никаких сторон; 
Где опасно, и Бездна царит над Тьмой; 
Расцветал неизбежный предел, 
Безобразный, естественный мир богов. 
Седовласый, облезлый старик Харон 
Клеит ласты и мерзко скрепит веслом;
Распластавшись в кромешном Нигде, 
Бесновался со Смертью и был таков. 

"Раз за разом ты, крест нацепив, герой, 
В маске праздного деспота пил нектар. 
Слал соблазны до треска тугих оков; 
Разукрасив порезами кисти, 
Властно рвался на место своих врагов, 
В райский сад и к гротескным златым вратам. 
Красным заревом блеск тот манил, доколь 
Жался в пасти у детских капризов". 
Быть великим – великим родиться. 
Стать великим же – труд до семи потов. 
"Ты безликий пред ликом традиций!" 
Да таким клише будто весь мир готов 
Упиваться до смертного часа! 
Кто из них роет вглубь, чтоб постичь зеро? 
У них братство, семейное счастье 
Слепых кротов! 
Было велено: возьми с собой плуг да тащи зерно. 
А за ними что? 

Вот он – кайф! 
Всё, что идёт врозь с тобой, отпускай! 
Сотня ворон вновь рвёт по кускам. 
Расколотый гроб, окроплённый кровью рукав. 
Иконы и скорбь под золой. 
Так устал...