Наша королева - ведьма! ведьма! 
Я точно говорю вам - ведьма! ведьма!
 Она бегает на кладбище по ночам,
 Наша королева-ведьма. 
Она никому не может сказать ни слова.
 Как бы ей ни хотелось - не может сказать ни слова.
 Она только плачет, когда уж слишком херово. 
А после пойдет умоется - и по новой.
 Она молчит и прячет руки под фартук.
 Прячет руки под грубый холщовый фартук.
 Руки в мозолях, ссадинах и ожогах, Руки королевы, нашей королевы. 
А на кладбище тихо, на кладбище страшно, 
Ламии-ведьмы сидят на могилах,
 Роют свежую землю стальными когтями. 
Рвут мертвецов - пожирают смердящее брашно, 
Гул колокольный плывет темно и уныло. 
У нее земля под ногтями! 
Наша королева - ведьма! ведьма! 
Я точно говорю вам - ведьма! ведьма! 
Она бегает на кладбище по ночам, Наша королева-ведьма. 
Она постоянно сучит какие-то нитки. 
Цвета болота, грубые жесткие нитки, 
Руки ее в волдырях и ссадинах жутких, 
Но она продолжает сучить сатанинские нитки. 
А наш король этой сукой совсем околдован, 
Он почти обезумел, кастрирован и околдован. 
Упаси кого Бог сказать про нее хоть слово, 
Про нашу королеву, нашу королеву. 
А она ему улыбается сладко, 
И сети колдовки становятся злее, 
И король во всем подчиняется твари лживой. 
А она по ночам из дворца выходит украдкой 
И бежит на кладбище по дворцовым аллеям, 
А на кладбище рвет крапиву 
Наша королева - ведьма! ведьма! 
Я точно говорю вам - ведьма! ведьма! 
Она бегает на кладбище по ночам, 
Наша королева-ведьма. 
Она никому не скажет ни слова, 
Она молчит и прячет руки под фартук, 
Она постоянно сучит какую-то нить, 
У окна ее бьются огромные птицы. 
Но на главной площади костер разложен, 
И утром ее увезут на телеге, 
Чтобы наконец-то казнить 
Нашу королеву - ведьму! ведьму! 
Я точно говорю вам - ведьму! ведьму! 
Ту, что бегала на кладбище по ночам, 
Нашу королеву-ведьму.