день начался неплохо: ты подарила мне свой взгляд я растерялся и трехцветного кота отнес на живодерню совсем недолго ждал, пока его там умертвят, с владельцем о цене договорились полюбовно.

с толком и расстановкой там что-то из него скроят мне наплевать, что совесть превратил в сорокинскую норму! кровавой амуницией мой кот стал для богатеньких ребят, - я полюбил морального урода и оторву.

то есть обыкновенного простого человека, со всеми крайностями, что входят в это понятие: искалеченные внутренние органы и мир, охраняемый чудовищным эго с больным восприятием

или здоровым? но это не суть, когда речь идет о космических масштабах, которые-то и хотелось нащупать, обнять, приласкать, сломать, разозлить и плюнуть  повеселиться не шуточно, чтобы не забывать, что собственноручное распятие работает круглосуточно.
 и на совесть…  наложить свои руки как мы все хорошо умеем делать, сообщи мне, когда ты будешь со скуки подыхать для каждодневного насилия не требуется смелость.

мне наушники пели о том, как колбасит храмы 
пели о том, как стучат деды…
 нас еще нельзя было называть состоявшейся парой, 
но можно было объединить в слово ”мы”

она сказала, что чувства, как розы, живут одно утро 
и это была единственная высказанная правда за вечер 
я подумал, что если она при мне физически умрет, 
то это будет сродни взгляду в вечность.

узел жалости над покойником 
не затягивай, ты здесь не при чем!
 мир, где есть что-нибудь материальное 
разумеется, обречен!

норковые шубы для сиамских близнецов, 
помогут отыскать свое врожденное уродство,
 которым можно напугать, скажем, студенток из мгимо, 
а, впрочем, нет – таким здесь испугать никого не удается.    

они убьют тех близнецов, а шубы те перекроят,
 прикончат в тот же час остатки и сомнения; 
помножив роскошь и уют, накрасят губы и глаза
 готовясь к будущим трудам порабощений.

наше поле очевидности было в тумане.
 нашим паром культуры была анаша 
общения - это процесс достаточно страшный, 
когда порабощением закипает душа

она продолжала говорить о своем 
мол, у нас, дай Бог, будет все по первому сорту
 я молчаливо ее слушал и с интересом наблюдал,
 как эгоизм выбирает себе форму.

узел жалости над покойником
 не затягивай, ты здесь не при чем! 
мир, где есть что-нибудь материальное 
разумеется, обречен!    

все что рождается на этой земле 
рано или поздно диктует свой интерес; 
уродство, с детства живущее  во мне,
 со страстью втянулось в этот процесс:

но черт возьми, что за мысли позорные,
 без смирительной рубашки опять. 
купол цирка заменит нам купола церковные, 
и мы продолжим ликовать

на кладбище. принесли слишком много цветов 
и местные бомжи заблудились в этой красоте 
траурной библиотеки планеты земля
 потом одного из них сожгли на вечном огне  

мы с другом обсуждали это происшествия
 смакуя подробности и фантазируя в уме 
чтобы там смириться, наконец, с людским уродством
 под ртутной лампой или жарким солнцем
 люди встречаются, влюбляются, расстаются 
потом по накатанной схеме опять 
но остывшие чувства уже не причисляются к потери 
а к предложению вести честную игру,
 в которой поиск направления продиктует
 садиться в поезд или на иглу.