... За стеной, в той комнате, где остался фон Эрнен, кто-то играл на рояле, причем ту самую фугу фа минор Моцарта, тему из которой кокаин и меланхолия заставили меня вспомнить вчера вечером. У меня в прямом смысле потемнело в глазах - мне представился кадавр, деревянно бьющий по клавишам пальцами, высунутыми из-под наброшенного на него пальто, я понял, что вчерашний кошмар еще не кончился. Охватившее меня смятение трудно передать. 

... - Доброе утро, - сказал он, продолжая играть. - Отрадно видеть, что с самого утра вы думаете о душе.

- Что вы здесь делаете? - спросил я, осторожно укладывая распятие на крышку рояля рядом с его шашкой.

- Я пытаюсь, - сказал он, - сыграть одну довольно трудную пьесу. Но, к сожалению, она написана для четырех рук, и сейчас приближается пассаж, с которым мне не справиться одному. Не будете ли вы так любезны помочь мне? Кажется, вам знакома эта вещь.

Словно в каком-то трансе, я сунул маузер в кобуру, встал рядом и, улучшив момент, опустил пальцы на клавиши. Мой контрапункт еле поспевал за темой, и я несколько раз ошибся, потом мой взгляд снова упал на раскинутые ноги фон Эрнена, и до меня дошел весь абсурд происходящего...

- Бесподобно, - сказал он. - Я никогда не понимал, зачем Богу было являться людям в безобразном человеческом теле. По-моему, гораздо более подходящей формой была бы совершенная мелодия - такая, которую можно было бы слушать и слушать без конца.

- Кто вы такой? - спросил я.

- Моя фамилия Чапаев, - ответил незнакомец.