Плывет в тоске необъяснимой 
среди кирпичного надсада 
ночной кораблик негасимый 
из Александровского сада, 
ночной фонарик нелюдимый, 
на розу желтую похожий, 
над головой своих любимых, 
у ног прохожих. 

Плывет в тоске необъяснимой 
пчелиный хор сомнамбул, пьяниц. 
В ночной столице фотоснимок 
печально сделал иностранец, 
и выезжает на Ордынку 
такси с больными седоками, 
и мертвецы стоят в обнимку 
с особняками. 

Плывет в тоске необъяснимой 
певец печальный по столице, 
стоит у лавки керосинной 
печальный дворник круглолицый, 
спешит по улице невзрачной 
любовник старый и красивый. 
Полночный поезд новобрачный 
плывет в тоске необъяснимой. 

Плывет во мгле замоскворецкой, 
пловец в несчастие случайный, 
блуждает выговор еврейский 
на желтой лестнице печальной, 
и от любви до невеселья 
под Новый Год, под воскресенье, 
плывет красотка записная, 
своей тоски не объясняя. 

Плывет в глазах холодный вечер, 
дрожат снежинки на вагоне, 
морозный ветер, бледный ветер 
обтянет красные ладони, 
и льется мед огней вечерних, 
и пахнет сладкою халвою; 
ночной пирог несет сочельник 
над головою. 

Твой Новый Год по темно-синей 
волне средь моря городского 
плывет в тоске необъяснимой, 
как будто жизнь начнется снова, 
как будто будет свет и слава, 
удачный день и вдоволь хлеба, 
как будто жизнь качнется вправо, 
качнувшись влево.