Он помнил, как хлопнули двери, осыпались звуки, - и в мире осталась одна тишина. 
Он вышел на берег, он видел - волнуется море, но больше не слышал, как дышит волна. 

Он помнил ещё, как смыкались, карабкались тени к наскальным рисункам дождя, 
как бежали домой и как жадно они целовались, и женщина пела ему 
у огня, разметав свои влажные волосы цвета янтарного камня и красного 
солнца, он помнил всё это и только вот голоса – голоса больше не помнил, 
такого знакомого голоса больше не помнил... 

Он снова и снова спускался на каменный  берег, туда, где они были вместе не раз. 
Он верил, что море по-прежнему с ним заодно и оно-то его никогда не предаст. 

Он верил, что стоит лишь только покрепче зажмурить глаза и задумать желанье 
пока набегает вторая, седьмая, восьмая – насколько дыхания хватит – 
волна, - и тогда-то отыщутся звуки, и скрипнет песок за спиной, он узнает 
шаги, он почувствует руки её на плечах, и уже не отпустит её 
никуда никогда не отпустит её... никогда... 

Но дни проходили за днями, дыханье кончалось, и в доме всё так же ждала тишина, 
И море уже волновалась напрасно, напрасно уже набегала на камни волна. 

И он привыкал обходиться без прожитых звуков, без слуха, без шорохов, шёпотов 
сонных, непрошеных призраков, окликов прошлых, да что там - да просто без прошлого,– 
время его то ползло, то срывалось из кожи вон – к пыльным холстам и холодным 
треножникам, так умирал человек и рождался художник в нём, 
так умирал человек и рождался – художником...