КНЯЗЪ

Иной язык «инакомыслит», прочит счастье.
Язык черёмухи трагически совпал
с бесснежным февралём, где ныне ему шастать
дано в уме, в строке, где ниц художник пал
перед цветком. Перо черёмуху рисует,
но видит Петербург и путника в плаще.
Черёмухи дракон покуда здрав, пребудет,
пристало несть своё чудовище клише.

Дракон цветка чванлив, необорим, дотошен
в студёной бурой мгле преследующий зло
и вьюги нагоняй. С художником хорошим,
какой строфой тебя черёмуху свело?!
Натура такова, что предавать огласке
не силится рука о путнике, иже
не мыслит ни о ком. Он молод, нежен, ласков
и вовсе не дурён, хоть не здоров в душе.

Откуда произрос воспитанный вельможа
черёмуховый куст? Ничтожно баловство
строки, строфы. Дракон черёмухи художник
не разъяснит сюжет читателю назло.
Несведущ Петербург, ниспосланный февральский,
где путник, кто он есть? Настороже февраль.
Тем временем ужо мчит путника коляска
подале от строфы в заснеженную даль.

Но сердцу милый друг и сердца завсегдатай
герой, кем не был он и где ни есть, он тут
в черёмухе младой, в день февраля десятый
зацветшей на беду. К моим стихам нейдут
черёмухи печаль. Черёмуху оплакав
художник норовит воспеть, нарисовать
черёмуху в снегу, как знаки зодиака.
Да будет тебе друг страдать и воздыхать.

Насущный мрак окна не душераздирающ.
Но месяц молодой довольно изнурён.
Князь, полно вам, скучать. Я вот о чём печалюсь.
Моя строфа несёт черёмухе урон.
Прилежный милый князь не чает быть воспетым.
Скормлю строфу перу и почерку самшит.
Пора прощаться мне с черёмухой заветной,
поставить точку здесь и лампу потушить.

10 февраля 2006 года