Твое тело обнаружат на сотом киломметре, 
От мирового древа или как его называют местные, 
Свердловск. 
Тут все поебано, и это далеко не стиль лофт, 

Просто по городу гуляют химмеры, дагон, 
И сам Ктулху поднимается из Исети. 
Чтобы рассеять, этот туман-смог, 
Ищи меня под объективами камер, 

Пока я жму руку тем, кого бы не видел так долго, 
И расстояния тут без мер. 
Но на каждом шагу знакомые, 
На полке свечка, под столом нож, 

В руках некрономикон. 
И который уже том, 
Пишется эта глупая история, 
Бессмертие и вообще, верен ли я? 

Своим же идеям, по венам либо ихор, либо яд. 
И под дождем, темной ночью, я зажгу свет в комнате, 
И кто-то увидит какие-то внеземные силуэты из вне. 
Пока я разлагаюсь в ванне, под символом плети. 

Соскрести бы денег на то, что у некоторых есть с рождения, 
Отказанно в привилегиях, и привязь к потолку все ближе. 
Мне не нравится цвет неба и вечерний Свердловск противен. 
Урук-хаи, моргулы и бесконечные дороги-вены. 

И все как обычно, поесть да поспать было где, 
Все остальное само как-то приложится. 
На микрофоне синоним слова подкожно. 
В ногу въелась самая мерзкая из тварей.

И бит в голове пружинит. 
Гоняю за Шиник.