Шли паромы и баржы, дымя, от верховья реки.

В белом небе играла лучами в мае весна.

Я стоял одиноко на пристани вечной тайги,

Отходящей от долгого зимнего, белого сна.

Ни кола ни двора, ни детей ни плетей, ни любви

Просочились сквозь пальцы-время капли-года

Улыбались удача и жизнь на другом берегу.

Не доплыть по широкой реке мне до них никогда.

В раздумьях мрачных стоял я и нервно курил.

Тронул кто-то нежной рукою меня за плечо.

Много лет в лагерях не встречал я такой красоты,

На застывшей годами душе стало вдруг горячо.

Не сказать, не пройти, не спросить, не бежать, не уйти,

В белом платочке улыбка до сердца дошла.

Дала адресок и сказала мне: "С воли пиши!"

Смахнула нежной ладонью слезу и ушла.

Кусает меня за больное злая судьба.

На счастье моё мне даёт только лишь посмотреть.

На волю меня пришла любовь провожать,

Оставаясь в неволе с надеждой о встрече сидеть.

Не упасть, не сойти, не забыть, не писать не смогу,

Получить от неё в конверте на письма ответ.

Таковы причуды моей арестанской судьбы.

Нет дома на воле, а значит и адреса нет.

--SOLO-- 

Паром отходил, завывая прощальным гудком.

Я сжимал догоревший окурок судьбы в кулаке.

Так хотелось бежать по тропинке за ней,

За любовью в лагерном белом, казённом платке.

Не хочу ни забыть, ни просить, ни простить, не писать

Встретиться с ней никогда-никогда не смогу.

Увозил на берег другой паромщик меня,

Оставляя любовь на чужом мне теперь берегу.