Здесь смерть себе воздвигла трон..
Здесь город, призрачный, как сон, 
Стоит в уединеньи странном, 
Вдали на Западе туманном, 
Где добрый, злой, и лучший, и злодей 
Прияли сон - забвение страстей. 
Здесь храмы и дворцы и башни, 
Изъеденные силой дней, 
В своей недвижности всегдашней, 
В нагроможденности теней, 
Ничем на наши не похожи. 
Кругом, где ветер не дохнет, 
В своем невозмутимом ложе, 
Застыла гладь угрюмых вод. 
 
Среди изваянных беседок, 
Среди растений из камней, 
Среди видений бывших дней, 
Совсем забытых напоследок, 
Средь полных смутной мглой беседок, 
Где сетью мраморной горят 
Фиалки, плющ и виноград. 

Над этим городом печальным, 
В ночь безысходную его, 
Не вспыхнет луч на Небе дальнем. 
Лишь с моря, тускло и мертво, 
Вдоль башен бледный свет струится, 
Меж капищ, меж дворцов змеится, 
Вдоль стен, пронзивших небосклон, 
Бегущих в высь, как Вавилон,

Не отражая небосвод, 
Застыла гладь угрюмых вод. 
И тени башен пали вниз, 
И тени с башнями слились, 
Как будто вдруг, и те, и те, 
Они повисли в пустоте. 
Меж тем как с башни - мрачный вид! - 
Смерть исполинская глядит. 

Зияет сумрак смутных снов 
Разверстых капищ и гробов, 
С горящей, в уровень, водой; 
Но блеск убранства золотой 
На опочивших мертвецах, 
И бриллианты, что звездой 
Горят у идолов в глазах, 
Не могут выманить волны 
Из этой водной тишины. 

Хотя бы только зыбь прошла 
По гладкой плоскости стекла, 
Хотя бы ветер чуть дохнул 
И дрожью влагу шевельнул. 
Но нет намека, что вдали, 
Там где-то дышат корабли, 
Намека нет на зыбь морей, 
Не страшных ясностью своей. 
Но чу! Возникла дрожь в волне! 
Пронесся ропот в вышине! 
Как будто башни, вдруг осев, 
Разъяли в море сонный зев, - 
Как будто их верхи, впотьмах, 
Пробел родили в Небесах. 
Краснее зыбь морских валов, 
Слабей дыхание Часов. 
И в час, когда, стеня в волне, 
Сойдет тот город к глубине, 
Прияв его в свою тюрьму, 
Восстанет Ад, качая тьму, 
И весь поклонится ему.