Каждую ночь мне снится родной Канзас.
Страшила не спас меня и дровосек не спас,
И эта дорога из желтого кирпича
Так мучительно горяча, что хочется закричать.
Но не о том рассказ.
Я слышу голос, он говорит мне:
«Ткани тонкие, Элли, просыпайся и убегай.
Там в котле у Гингемы начинается ураган,
Каждый охотник желает знать, где сидит фазан.
Тебе будет страшно, Элли, закрой глаза,
Но только не помогай.
Птице в зрачке прицела вылететь из кустов,
Охотникам - проходить эти семь цветов,
Урагану – разрушить город, городу – вырасти из руин.
Всему свое время, Элли, решишь умереть – умри,
Каждый подходит к смерти, когда готов».
Он говорит мне: «Я не Гудвин, Элли, и даже уже не бог.
Каждое чудо тебе причиняет боль,
Поэтому больше не будет моих чудес,
Будет чужая сказка, дремучий лес,
Не оставайся здесь, Элли, Господь с тобой».

Я смотрю на небо и вижу черный на синеве,
Значит, скоро мой домик снова поднимет вверх,
Выше туч, пронизанных солнцем, выше солнечного луча.
Над радугой над дорогой из желтого кирпича,
Над каплями на траве.
И я говорю ему: «Забирайся, ветер крепчает, пора лететь.
Если хочешь чуда – подожди его в пустоте,
В глубине урагана, со смертью на коротке,
Подержи ее, как собаку, на поводке,
Приручи, потому что ты тоже один из тех.
Ты же знал, где кончалась дорога, сидел фазан.
Охотники шли, и ты им не рассказал.
Ураган закончится, выплеснет семь цветов,
Ты готов ко всему, а к этому не готов.
Когда тебе страшно, не закрывай глаза.

А потом мы летим с ним, и внизу начинается новый мир.
Я смотрю, как он населяет его людьми,
Ставит на поле чучело, дровосека ведет в лесу.
Дровосек шагает, топор качается на весу,
Лес на ветру шумит.
Где-то идут охотники, радуга прячется в облака,
Изумрудный город виден издалека,
И горит дорога из желтого кирпича.
Он улыбается: «Чтобы не заскучать,
Чтобы нам никогда друг с другом не заскучать…»

Просыпайся, Элли,
знаешь, который час?