Нида, малая точка на Куршской косе,
                                  где - ах, кабы я мог! - навсегда бы осел
                                 и ходил бы ночами на дюны,
                                  пил бы горькую водку в кромешной тоске
                                     и приезжих бы женщин любил на песке,
                          пока юный еще, пока юный...
                         пока юный еще, пока юный...

Пока юный еще, все победы - не те.
В мельтешении дел, в городской маяте
не обретши ни душу, ни тело,
жил и был бы на Ниде, как вольный казак.
Ничего бы не делал. Точнее сказать -
ах, чего бы я только не делал!

Есть блаженное дело: закутаться в плащ
и отправиться ночью на вымерший пляж,
неухоженный и охладелый.
И, как брошенный пес в опустевшем дому,
побродить по песку одному, одному, -
это тоже блаженное дело.

...Мне бы сдунула Нида морщины со лба,
как сухую листву. Но паскуда-судьба
мне мои не отпустит печали.
Все персты у судьбы указательные -
повинуясь перстам, встану затемно я
и мотор заведу, и отчалю.

Будет утро бодрить, как сухое вино,
будет, словно в романсе, туманно оно,
будет сердце сжиматься от горя.
Я промчусь по косе, как лихой катерок,
и затылок погладит сырой ветерок,
долетевший с Балтийского моря.