Горный Китай, монастырь Чжоан Чжоу. Год от Рождества Христова 853-й.
 Некто спросил Линь Цзы: "Что такое мать?". "Алчность и страсть есть
 мать, - ответил мастер, - когда сосредоточенным сознанием мы вступаем
 в чувственный мир, мир страстей и вожделений, и пытаемся найти все
 эти страсти, но видим лишь стоящую за ними пустоту, когда нигде нет
 привязанностей, это называется убить свою мать!..".

 Я сомневался, признаюсь, что это сбудется с ним,
 Что он прорвется сквозь колодец и выйдет живым,
 Но оказалось, что он тверже в поступках, чем иные в словах.
 Короче, утро было ясным, не хотелось вставать,
 Но эта сволочь подняла меня в шесть тридцать пять,
 И я спросонья понял одно - меня не мучает страх.

 Когда я выскочил из ванны с полотенцем в руках,
 Он ставил чайник, мыл посуду, грохоча второпях,
 И что-то брезжило, крутилось, нарастало, начинало сиять.
 Я вдруг поймал его глаза - в них искры бились ключом,
 И я стал больше, чем я был и чем я буду еще,
 Я успокоился и сел, мне стало ясно - он убил свою мать!..
 И я смотрел ему в глаза - в них искры бились ключом,
 И я был больше, чем я был и чем я буду еще,
 И я сказал себе опять: "Невероятно! Он убил свою мать!.."

 И время стало навсегда, поскольку время стоит,
 А он сказал, что в понедельник шеф собрался на Крит,
 Короче, надо до отъезда заскочить к нему, работу забрать.
 И он заваривал чай, Он резал плавленый сыр,
 А я уже почти что вспомнил, кто творил этот мир,
 Я рассмеялся и сказал: "Ну, как ты мог, она ведь все-таки мать!"
 И он терзал на подоконнике плавленый сыр,
 А я уже почти припомнил, кто творил этот мир,
 И я сказал ему: "Убивец, как ты мог? Она же все-таки мать!"

 И он сидел и улыбался, и я был вместе с ним,
 И он сказал: "Но ты ведь тоже стал собою самим!"
 А я сказал: "Найти нетрудно, но в десятки раз сложней не терять.
 И будь любезен, прекрати свой жизнерадостный бред!
 Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет.
 Твоя ответственность отныне безмерна - ты убил свою мать!
 Изволь немедля прекратить свой жизнерадостный бред!
 Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет.
 Твоя ответственность безмерна - ты свободен, ты убил свою мать!"

 На дальней стройке заворочался проснувшийся кран.
 Стакан в руке моей являл собою только стакан,
 И в первый раз за восемь лет я отдыхал, во мне цвела благодать.
 И мы обнялись и пошли бродить под небом седым,
 И это небо было нами, и мы были одним.
 Всегда приятно быть подольше рядом с тем, кто убил свою мать.
 Да, мы обнялись и пошли гулять под небом седым,
 И это небо было нами, и мы были одним.
 Всегда приятно чуть подольше быть с тем, кто убил свою мать...