Пыльные штыри и старый шёлк,
Мятый, пожелтевший календарь.
Памяти о прошлом был лишен,
Словно нержавеющая сталь.

Вылет из Токио в семь ноль пять,
Помни, что маску там надо снять,
Помни, что будут там стрелять
В тебя.
Глаз нарисую Даруме я.
Он обернётся, и чуть смеясь,
Скажет: «Твоя вся теперь
Урания»!

Вместо пола – щепки и труха.
Вместо сердца – мокрая зола.
Жалкое подобие греха:
Ножки подломились у стола.

Вылет из Токио в семь ноль пять,
Помни, что маску там надо снять,
Помни, что будут там стрелять
В тебя.
Глаз нарисую Даруме я.
Он обернётся, и чуть смеясь,
Скажет: «Твоя вся теперь
Урания»!

В ящиках лежали сотни книг,
Мудрость, погребённая навек,
Мой последний брошенный дневник,
Тающий песочный человек.

Вылет из Токио в семь ноль пять,
Помни, что маску там надо снять,
Помни, что будут там стрелять
В тебя.
Глаз нарисую Даруме я.
Он обернётся, и чуть смеясь,
Скажет: «Твоя вся теперь
Урания»!