СОМНАМБУЛИЧЕСКИЙ РОМАНС 

Любовь моя, цвет зеленый.
Зеленого ветра всплески.
Далекий парусник в море,
далекий конь в перелеске.
Ночами, по грудь в тумане,
она у перил сидела -
серебряный иней взгляда
и зелень волос и тела.
Любовь моя, цвет зеленый.
Лишь месяц цыганский выйдет,
весь мир с нее глаз не сводит -
и только она не видит. 

- Земляк, я отдал бы всё
за ее изголовье,
за зеркало нож с насечкой
и сбрую за эту кровлю.
Земляк, я из дальней Кабры
иду, истекая кровью.
- Будь воля на то моя,
была бы и речь недолгой.
Да я-то уже не я,
и дом мой уже не дом мой.
- Земляк, на стальной кровати 
С голландскою простынёю,
Хочу умереть, как люди,
оплаканные роднёю.
Не видишь ты эту рану
от горла и до ключицы?
- Все кровью пропахло, парень,
и кровью твоей сочится,
а грудь твоя в смертных розах
и смертной полна истомой.
Да я-то уже не я,
и дом мой уже не дом мой.
- Так дайте, дайте подняться
к высоким этим перилам!
О дайте, дайте подняться
к высоким этим перилам,
к перилам лунного света
за гулом моря унылым! 

И поднялись они оба
к этим перилам зеленым.
И след оставался кровавым.
И был он от слёз соленым.
Фонарики тусклой жестью
темнели в рассветной рани.
И сотней стеклянных бубнов
был утренний сон изранен. 

Любовь моя, цвет зеленый.
Зеленого ветра всплески.
И вот уже два цыгана
стоят у перил железных.
Полынью, мятой и желчью
дохнуло с дальнего кряжа.
- Где же, земляк, она, - где же
горькая девушка наша?

С поверхности водоёма,
качаясь, она глядела -
серебряный иней взгляда
и зелень волос и тела.

Любовь моя, цвет зеленый.
Лишь месяц цыганский выйдет,
весь мир с нее глаз не сводит -
и только она не видит. 

Любовь моя, цвет зеленый.
Зеленого ветра всплески.
Далекий парусник в море,
далекий конь в перелеске.