Мне уже не забыть беготню нашу по кругу,
Твои нежные, вкусные и чуть тёплые губы,
Я много пил тогда и много я ругался матом,
Катая отношения наши с тобою как вату.
Я жил с другою, думая ночами о тебе,
Босота с Якиманки вечно на блатной волне,
Привыкший к пьяным шлюхам, что под круглое утро
Раздвигает ноги после шепота на ухо.
Привыкший на чужой хате, у какого-то Васи,
Сгорать, как свеча, до тла в объебос-пати,
Ночами слышать голоса, что приносят мне духи:
"Беги на свет, подальше от этой своры и суки!"

Играть в открытую трудно, но лучше знать всю правду,
Ты так хотела сама, и я открыл тебе карты.
С того апреля до марта улыбки, подарки,
Ведь столько времени зря, но, если честно, не жалко.
Я с самого начала чуял запах этой измены,
Но сам себя тушил тем, что всё покажет время,
Моё предвзятое мнение, моменты недоверий,
Ты уводила от сомнений, меня заставив верить.
Легко смотреть со стороны, но тяжело быть внутри,
Я был внутри и видел всё со стороны.
Так глупо перепутать имена и номера наши,
Так трудно было признать, что ты, как все, продажна.
Искать тебе оправдания? Не знаю, на твоем месте
Я бы пропал куда-то, и не считай это лестью,
Что ты красива, но красота боится морщин,
Я знал всегда, что женщины глупее мужчин.

J бежал, сломя голову, но не видел дороги,
На крыше под звездами я просил ответы у Бога,
Обрастая грехами я становился убогим,
Выжигая любовь все чаще жирной дорогой.
Даже пытался лечиться, но выходило неловко,
Я все еще хранил нычки в лифте на Третьяковской,
Скучал по тебе, но не показывал виду,
Меня лишь выручала на листе наивная лира.
Я смотрел на людей, на улыбки прохожих,
Улыбался в ответ, бегом мурашки по коже,
Боже, как я хотел почувствовать тогда теплый дождик,
Чтобы он смыл грязь, которой запачкан я ложью.