На древней площади базарной
Однажды утром лучезарным
Собрался весь честной народ

И тьма сбежавшихся зевак
Что шумным улием гудела
Вся завороженно глядела 
Как закреплял палач-мастак
У всех, при людно, на виду
Неторопливо, точно, ловко
Удавки жесткую веревку
Готовя виселиц гряду.

Посередине занял пост,
Громадной глыбой возвышаясь
И в небо дыбой упираясь
Большой бревенчатый помост.

Закончено. Палач рукой махнул
Сигнал подав кому-то.
И через две, иль три минуты 
Шаги чеканящий конвой
Привел и вывел на помост
В цепях, но с видом гонористым,
Паяца, дерзкого артиста.

Накрашен в кровь разбитый нос,
В заплатах рваная рубаха,
В глазах ни горечи ни страха,
Ни сожаления, ни слез.

Смешались трубы в громкий рев,
Судья седой толпе великой
Растормошенной, многоликой
Промямлил смертный приговор.

А виноват паяц был в том,
Что горькой правды не боялся,
Что сытым вслух в лицо смеялся 
И подлых чувствовал нутром.

Хоть смерть на краешке петли 
Была давным-давно готова
Но дал судья фигляру слово:
"И знай, о жизни не моли!"

Актер сказал:"Весь мой секрет-
Он в правде. Нет её родимей...
Лишь только ею мы едины."

Палач тогда шепнул:"Давай!"
Раздался чей-то громкий вскрик
Удавка жесткою змеею
Вцепилась в горло шутовское
Сполз на висок цветной парик
И хохот царственных господ 
Ему стал маршем погребальным

Не знали важные персоны, 
Что хорошо смеется тот... 
Стада глупцов, лжецов, льстецов
И ныне как огня боятся
Актеров, циркачей, паяцев...
Шутов...
 А значит - Мудрецов...