Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт,
А если в точный срок, так в полной мере.
На цифре 26 один шагнул под пистолет,
Другой же в петлю слазил в "Англетере".

    А 33 - Христу. Он был поэт, он говорил:
    Да не убий. Убьешь - везде найду, мол.
    Но гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
    Чтоб не писал и ни о чем не думал.

С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.
Вот и сейчас, как холодом подуло.
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль,
И Маяковский лег виском на дуло.

    Задержимся на цифре 37? - Коварен бог.
    Ребром вопрос поставил: или-или
    На этом рубеже легли и Байрон и Рембо,
    А нынешние как-то проскочили.

Дуэль не состоялась иль перенесена.
А в 33 - распяли, но не сильно.
А в 37 - не кровь, да что там кровь, и седина
Испачкала виски не так обильно.

    Слабо стреляться. В пятки, мол, давно ушла душа.
    Терпенье, психопаты и кликуши.
    Поэты ходят пятками по лезвию ножа
    И режут в кровь свои босые души.

На слово "длинношеее" в конце пришлось три "е"
Укоротить поэта. Вывод ясен.
И нож в него. Но счастлив он висеть на острие,
Зарезанный за то, что был опасен.

    Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр:
    Томитесь, как наложницы в гареме...
    Срок жизни увеличился. И, может быть, концы
    Поэтов отодвинулись на время.

Да, правда, шея длинная - приманка для петли,
И грудь - мишень для стрел, но не спешите:
Ушедшие не датами бессмертье обрели,
Так что живых не очень торопите.