(ты плохая. зима пройдёт.) 
раздевалась в разрезе штор, 
а потом - о, двухтысячный год 
сдохни! - размазала рот 
невозможной, чужой улыбкой, 
слишком липкой 
для этих губ. 
время пиная, 
как арестанта конвойный, 
вечность вступала в права 
и любая попытка возврата 
была бесполезна; 
на словах 
пел запрет, 
а рассвет 
лез в окно 
(это место я вычеркну). 
только одно неизвестно: 
как попала в подстрочник любовь.